Жуткое будущее и ужасающая реальность: каким видит мир режиссер Рой Андерссон
Длинные планы
Свой самобытный киноязык режиссер сформировал в первой части трилогии Живущего и оттачивал его вплоть до «О бесконечности». Все его картины так или иначе включают в себя разрозненные мизансцены, напоминающие анекдоты.
Узнаваемый стиль Роя Андерссона начал формироваться в «Шведской истории любви» и еще больше укрепился в «Гилиапе». В первом фильме камера еще была подвижной, но периодически в фокусировалась на молчаливых статичных планах: герои отдыхали на природе, чувственно обнимались или танцевали на кровати. А «Гилиап» уже во многом состоял из продолжительных эпизодов, пронизанных удручающей атмосферой, бренностью существования и ледяным юмором автора. Перед зрителем представали рутинный рабочий процесс, убогие жилища, скудные ресторанные вечера.
Уже в «Истории любви» есть любопытный отрывок, предвосхищающий безнадежность и гротеск трилогии Живущего. Отец главной героини имитирует стрельбу в пустоту — и по эмоциональной тональности это очень напоминает мрачные сценки, которые мы увидим в поздних картинах автора.
После провалившегося в прокате «Гилиапа» Андерссон был вынужден сделать перерыв в кинематографической карьере в силу финансовых проблем. Целых 25 лет режиссер занимался рекламными роликами, которые, кстати, принесли ему множество призов, в том числе «Каннских львов». На вырученные деньги он построил Studio 24, свою камерная лабораторию съемок. Это пространство, в котором можно открыть любую дверь и «под лупой» рассматривать состояния персонажей в аутентичной для них среде.
С появлением студии режиссер перестал проводить натурные съемки, зато именно так зародились его знаменитые камерные планы.
Эстетика
Знакомая нам по последним четырем полнометражным картинам эстетика Андерссона начала формироваться еще в его короткометражках — «Славен мир» и «Что-то происходит». Блеклые серо-зеленые тона, болезненность, смесь трагизма и иронии отражают тревогу за состояние современного человека и мира в целом.
«Что-то происходит» — это короткометражка, которая похожа на «Мир», но отличается от него еще большим гротеском. Этот проект заказал шведский Минздрав: фильм должен был рассказать о СПИДе, но стиль режиссера не пришелся чиновникам по вкусам, и работу в итоге не приняли. Зато стилистически Андерссон вплотную приблизился к трилогии Живущего.
Первый фильм трилогии, «Песни со второго этажа», вышел одновременно с началом нового тысячелетия, и эстетика режиссера пришлась как нельзя кстати. Еще в коротком метре «Славен мир» лица персонажей поражают безжизненными гримасами и бледностью, а счастью и духовности не находится никакого места. Трилогия развивает эту тенденцию. Мы наблюдаем за современным миром, в котором болезнь поразила человека на всех уровнях — эмоциональном, духовном и физиологическом — и это отражается на их внешнем виде. Герои Андерссона настолько напоминают живых мертвецов, что их сложно отличить от зомби, которые возникают в «Песнях со второго этажа».
Во второй части трилогии перед нами появляется психолог с 27-летним стажем: он жалуется на невозможность сделать своих эгоцентричных, жадных, злобных пациентов счастливыми. Судя по всему, они уже на это не способны. Отсутствие счастья он «лечит» таблетками, которые являются способом поддержать существование людей. Это именно существование, а не жизнь.
Пока все дома: депрессия в большом городе. Как распознать, что с этим можно и нужно сделать
Фрагментарность
«Славен мир» начинается с мрачной сцены, в которой раздетых людей травят в передвижной газовой камере, и продолжается фрагментарным перемещением агента по торговле недвижимостью по серым закоулкам его жизни. Тот же метод мы видим и в последующих фильмах автора.
В разрозненных коротких мизансценах герои проживают определенный момент своей биографии, как правило, безрадостный. Персонажи страдают от безденежья, зря прожитой жизни, одиночества, отсутствия счастья или веры.
Отрывки снимаются одним планом и напоминают ожившие картины. Это максимально стройные, дистиллированные, идейно и событийно уплотненные эпизоды. Выверены каждая деталь, каждый кадр, каждая формулировка. Повествование балансирует между абстракцией и реализмом: из этого складываются немногословные, гротескные, но удивительно правдоподобные сцены.
Фрагменты разных фильмов часто рифмуются между собой. Так, в трилогии и «О бесконечности» можно заметить моменты, где герои находятся в схожих положениях и даже говорят об одних и тех же вещах. Иногда персонажи находятся в одинаковых ситуациях, но рассуждают и действуют по-разному. Это можно заметить в последней работе режиссера, которая смотрит на мир ощутимо оптимистичнее трилогии Живущего.
Детали
Чтобы достичь больших абсурда и гротеска, режиссер часто добавляет к трагичным сценам озорные композиции Бенни Андерссона. Благодаря этому безнадежность сливается со смехом, и драма «подсвечивается» комедией.
Еще одна отличительная черта режиссера — рефрены. В «Ты, живущий!» регулярно звучит фраза «завтра будет новый день», а в «Голубе» — «я рад, что у тебя все хорошо». Ирония, конечно, трагическая: первый фильм заканчивается бомбардировками, а во втором фразу произносят страдающие персонажи.
В «О бесконечности» Рой Андерссон вводит закадровый голос рассказчицы, напоминающей Шахерезаду. Правда, вместо историй она описывает состояние или настроение персонажей, раз за разом начиная со слов: «Я видела…».
Например, «Я видела мужчину, который не доверял банкам и держал сбережения под матрасом». Или «Я видела женщину-менеджера, которая была не способна чувствовать стыд». И так далее без конца.
Мир
Мир Андерссона подробно разворачивается перед нами в «Песнях со второго этажа». На фоне экономического кризиса и конец света показаны общечеловеческое бессилие и немощные попытки конкретных людей найти выход из их личных ситуаций «Ты, живущий» погружает зрителя в бездну одиночества и грез, подавляющее количество из которых предвещает гибель – и в финале мы увидим летящие бомбардировщики. Интересно, что один из персонажей «Гилиапа», случайный прохожий, выкрикивал фразу («ваши дни сочтены»), словно бы предвещающую события следующих фильмов.
Общество придерживается искаженных ценностей, пытается действовать по стандартам и держит все под нездоровым контролем во избежание «хаоса». На первый план выходят ярко выраженный дефицит денег и изворотливые попытки людей их заработать.
В ленте «Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии» особенно наглядны эпизоды, в которых обыгрывается комичная сторона прагматизма. Люди стремятся четко следовать своим планам, но автор разрушает их «нелепой» случайностью — смертью. Мужчина спокойно готовится к ужину, но неожиданно падает замертво. Возле кассы лежит труп — а окружающие жадно разбирают его заказ. Еще один персонаж умер, пока стоял в очереди.
Любые попытки поразмышлять или пофилософствовать пресекаются на корню: обычно это аргументируется необходимостью выспаться и снова пойти на работу. Ясное мышление оказывается чуждым, противоестественным, несвоевременным. В «Голубе» есть говорящая фраза, которую произносит девочка на школьном выступлении: «голубь сидел на ветке, размышляя, что у него нет денег». Рефлексия о бытии вытесняется нездоровой озабоченностью материальным.
Что до тех, кто не следует правилам игры, то они, судя по всему, оказываются в психиатрической клинике, куда попал поэт из «Песен со второго этажа». Профессия у него «странная», сам он слишком уж добрый, да и бизнес-идей у него нет.
Персонажи
На протяжении всей фильмографии Андерссона подавляющее большинство персонажей беспокоится из-за тщетно прожитой жизни, тупиковой ситуации, отсутствия веры и счастья, несбывшихся грез или денежных проблем. Это проявляется у самых разных героев в самых разных ситуациях.
Болезненность мира и немощность, которые рисует Андерссон, зародились еще в «Шведской истории любви». Все персонажи за исключением Анники и Пера переживают экономический и экзистенциональный кризисы. Они жалуются на невозможность купить новую дверь, дурацкую работу, дерьмовую машину, мир, который так и не стал таким, чтобы всем в нем было одинаково хорошо. Отец главной героини, некогда подающий надежды карьерист, стал потерянным человеком. Его мучают проблемы на работе — и он сокрушается о своей потраченной впустую жизни,, а также говорит, что не выдаст дочь замуж за бедняка.
В кафкианском «Гилиапе» герои причитают о жизни, которая представляет собой сплошные мучения, мечтают о лучшем будущем и теряют любовь. В «Песнях со второго этажа» мы видим мужчину, который поджег свой мебельный магазин, чтобы получить страховку — но у него ничего не получается. В «Ты, живущий!» люди страдают от сновидческих кошмаров или предаются несбыточным грезам. В ленте «Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии» современные Дон Кихот и Санчо Панса терпят финансовые неудачи, торгуя карнавальной атрибутикой. В «О бесконечности» мы видим священника, утратившего веру и работающего из-за коммерческих соображений. Ему постоянно снится один и тот же кошмар о том, что его распяли.
На фоне трилогии новая картина Андерссона выглядит очень теплой и обнадеживающей. В «О бесконечности» герои по-прежнему находятся в камерной лаборатории с ее правилами и эстетикой, но они перестают быть персонажами злых анекдотов. Они в тупике, они разочарованы, не знают куда двигаться дальше, но уже не падают в бездну во время конца света. Более того — в фильме много светлых эпизодов, где герои находят время для ребячества, взаимопомощи и любви.
Исторические вставки
Поражение и смерть — постоянные лейтмотивы фильмов Андерссона. Периодически мы наблюдаем «исторические» эпизоды, которые поднимают эти вопросы на материале героев, живущих в далеком прошлом, но встречающих все те же проблемы, что и современное человечество. Конечно, первым вспоминается Карл XII: в «Голубе» он заходит в бар перед битвой под Полтавой. Разгромленный, он возвращается в заведение снова и горюет там вместе с женщинами (нашими современницами), и даже официант вторит печальной беседе о вдовьих вуалях.
В «Песнях» появляется мальчик, повешенный во время Второй мировой — его неупокоенный дух которого все еще ищет сестру, с которой он не успел помириться. В «О бесконечности» в память врезаются сразу два исторических эпизода. Это немощный, пораженный Гитлер, которому вяло отдают приветствие его уставшие сподвижники (картина Кукрыниксов «Конец»). И еще — леденящий душу момент, в котором поверженное войско идет сквозь заснеженную пустыню в сибирский лагерь.
Андерссон смело стирает исторические рамки и масштабирует картину, вводя побежденных, отчаявшихся и безнадежно смотрящих в будущее персонажей, которые как ни в чем не было перемещаются сквозь века. Они могут быть как напоминанием о трагических ошибках, призраки которых до сих пор нависают над миром, так и предостережением — чтобы человечество не совершило их вновь.
Сновидения
Пристальное внимание Андерссона обращается к сновидениям во второй картине трилогии. Два ключевых кошмара, которые снятся персонажам — это казнь на электрическом стуле за разбитый фарфор 200-летней давности и бомбежки. Эти сны одновременно пугают героев и предзнаменуют будущее.
Есть в картине и приятные сновидения. Девушке снится, что она удачно вышла замуж за знаменитого музыканта, а другому мужчине — что он умеет летать. Однако эти сны — лишь несбыточные грезы: герои просыпаются и возвращаются в безрадостную реальность.
Многие персонажи Андерссона мечтают уехать куда-либо в надежде, что их будет ждать лучшая жизнь, и сон об обретении фантастической способности летать как воплощает отчаянное желание переместиться в другое пространство. Прямо за этим эпизодом следует отрывок с песенкой, в которой есть важные слова: «слышала, что есть земля без слез, без боли, верю, что туда попаду».
В «О бесконечности» тоже есть яркий фрагмент на эту тему: мужчина и женщина сидят спиной к зрителю и смотрят, как щебечущие птицы улетают вдаль. Кажется, они хотели бы сделать так же.
Любовь
«Шведская история любви» сосредотачивалась на теплых, нежных и подлинных чувствах, которые развивались будто бы в параллельной вселенной, за пределами которой царили разочарование в жизни и погоня за материальным. Влюбленные этого контраста не замечают и продолжают жить в своем мире, честном и наивно трогательном. Несмотря на это, очевидно, что хэппи-энд в фильме — условный, и словам отца Анники о том, что его дочь не выйдет замуж за бедняка, суждено сбыться. А главным героям не избежать вступления в тот холодный мир, который так едко рисует Андерссон.
«Гилиап» рассказывает о том, как однажды спасенная любовь исчезает снова, причем более жестким образом. Главный герой едва не упустил свою возлюбленную, смог обрести ее вновь — и после этого потерял ее уже навсегда. После просмотра трилогии Живущего и вовсе кажется, что любовь в фильмографии Андерссона была утрачена в любом ее проявлении. Однако автор дает понять, что это не так, и обращается к этой теме вскользь с помощью пары эпизодов.
В «Ты, живущий!» есть фрагмент, который мы уже вспоминали. Героине снится свадьба с музыкантом и ощутимое движение их дома — словно он отвозит их в свадебное путешествие. Правда, за этим сном следует серая действительность. В «Голубе» все более оптимистично: возлюбленные лежат на пляже в невероятно теплом и нежном кадре. Такого у Андерссона не было со времен «Шведской истории любви». «О бесконечности» возрождает эту тему с двойной силой. Например, мы видим отчаявшуюся женщину на перроне, которую все же встречает ее опоздавший мужчина, после чего они сходятся в объятиях. Есть и фрагмент с юношей, который набирается смелости, чтобы познакомиться с понравившейся ему девушкой.
Есть и нечто более знаковое и вселяющее надежду. В начале фильма в невесомости витают мужчина и женщина, похожие на Марка и Беллу из «Над городом» Шагала. Позже возлюбленные возникают в более общем плане и пролетают над разрушенным Кельном. Можно предположить, что апокалипсис, которые предрекали «Песни», наступил.
Но даже если это так, Андерссон дает светлому чувству бесконечную жизнь во вневременном пространстве: она переживает конец света и возносится над разрухой. Образ возлюбленных, по всей видимости, воплощает любовь всех, кто ее обрел или потерял.
А что дальше?
Поезда
С темой любви и надежды перекликается, как ни странно, образ поезда. В «Шведской истории любви» герои достигают максимальной гармонии, когда Анника приезжает домой к Перу и они могут уединиться на природе. Здесь поезд служит средством, которое помогает возлюбленным воссоединились.
Главный герой «Гилиапа» также добирается до любимой женщины на поезде. Однако к финалу тональность картины становится безнадежной. После этого транспорт, которого герой ожидает уже в одиночестве, ассоциируется с потерей. Он будто призван отвезти в никуда, в бездну.
На протяжении трилогии Живущего с образом поезда также не было связано ничего хорошего. Одному мужчине защемило руку дверью вагона,другой именно на перроне первый раз встретил двух призраков. Один из них — его убивший себя знакомый, которому не был отдан долг, второй — повешенный мальчик из прошлого.
Мы уже говорили о том, что в «О бесконечности» значительно больше светлого, чем в трилогии — и образ поезда уже не предвещает беды. Женщина на перроне все-таки дождалась любимого, хотя казалось, что ситуация однозначная и рассчитывать на удачу не стоит. Так, с помощью еще одной детали Андерссон задает нужную тональность своих фильмов и с ее же помощью утверждает надежду в своей последней на сегодняшний день работе.
Лейтмотивы
В «Ты, живущий!» есть важная сцена: женщина в церкви просит Господа простить жадных, дурных, нечестных, тех, кто убивает, судит, утаивает, осуждает невиновных. Героиня как бы извиняется за все чудовищные события предыдущих и последующих фильмов Андерссона. Каждый из лейтмотивов, о которых хлестко говорится в этом связующем фрагменте, возникает в фильмографии автора несколько раз. В «Голубе» появляется какой-то просвет: один из героев понимает, что всю жизнь был скупым и поэтому стал несчастным, а другой напрямую извиняется за свою жадность.
Еще одна важная тема, которую затрагивает фильмография Андерссона — вера. В «Песнях», например, один предприниматель хотел нажиться на продаже распятий, считая этот «продукт» крайне важным в нынешнее время. Нужно ли говорить, что затея провалилась, а распятия оказались на помойке? Кроме того, мы видим пастора, который озабочен потерей двухсот тысяч из-за невозможности продать свою виллу.
В «О бесконечности» снова возникает потребность в вере. Утративший ее священник страдает: он не может существовать не из-за экономического коллапса, а из-за духовного. Ему даже снится один и тот же сон, в котором он тащит на себе крест под крики подгоняющей толпы, жаждущей его распять.
Бесконечность
С выходом «О бесконечности» идея о том, что работы Роя Андерссона представляют один большой фильм, укрепилась еще сильнее. Автор как будто создал собственный мир, полный разрозненных историй, которые складываются в бесконечно расширяющуюся мозаику.
Если рассматривать «О бесконечности» как эпилог трилогии Живущего, то этот фильм вселяет надежду. В неожиданно теплой и нежной картине мы вновь наблюдаем любовь, умение радоваться мелочам и видеть прекрасное вокруг. А ведь этого не было со времен «Шведской истории любви».
Рой Андерссон однажды сказал, что если представить ужасное будущее, то будет возможность его избежать в реальности. Может быть, мы все же посмотрим на разрушенный Кельн и сможем избежать апокалипсиса? Может быть, раз за разом рассказывая истории, Андерссон дает понять, что завтра все же наступит новый день?