Иудейка

Михайловский театр увлекся экзотическим репертуаром. За чешской романтической сагой «Русалка» Дворжака последовала постановка оперы XIX века, идеального образца пышного французского стиля — «Иудейки» Жака Фроманталя Галеви. Театр выбрал более мягкий вариант названия оперы: первоначальное — «Жидовка» — в наше время звучит неполиткорректно. Французский «большой стиль» в опере — это культ подлинного светского развлечения, такой оперный Голливуд: эффектная музыка, возвышенные страсти и масштабные массовки. «Иудейка» Жака Фроманталя Галеви (между прочим, учителя Шарля Гуно и Жоржа Бизе) своеобразная квинтэссенция жанра: огромное пятиактное действо с шикарными балетными вставками, с избытком и благородно дерзкой музыки, и мелодраматических переживаний.

В основе сюжета — непримиримый антагонизм евреев и христиан в Швейцарии XV века. Главная героиня Рахиль всей душой предана заветам Торы, но влюбляется в христианского принца, который выдает себя за ее соплеменника. Рахиль бросается в костер, не желая изменить своим идеалам. Романтическая линия при этом изобретательно вплетена в трагический сюжет: не совсем ясно, что вынудило девушку совершить роковой поступок — религиозное чувство или все-таки несчастная любовь.

Режиссер Арно Бернар, на счету у которого вердиевские постановки в венецианском театре La Fenice и неаполитанском San Carlo, решил остановиться все-таки на политической версии. Он перенес действие в 30-е годы прошлого века, когда в Германии собирались окончательно решить все вопросы, связанные с евреями, и сделал акцент на то, как тоталитаризм влияет на сознание человека. Сценограф Герберт Мурауер в свою очередь визуально отсылает и к библейским текстам, и к эстетике Третьего рейха. Сам же Арно Бернар говорит о спектакле следующее: «Я сознательно отказался от стереотипов: в опере нет однозначно положительных и отрицательных персонажей, все они — реальные люди. В центре конфликта — проблема личного выбора. В итоге все оказываются жертвами тоталитарной системы. Постановка современная, действие приближено к зрителю, нет и намека на Швейцарию XV века. Это условный город где-то в Европе 1930-х годов: именно тогда евреи пострадали от нацистской власти. Спектакль, в первую очередь, о настоящей трагедии. Хотя в зрелищности ему тоже не откажешь: в массовых сценах одновременно задействовано свыше 130 человек, и каждый из них получил от меня индивидуальное артистическое задание».