Ian Brown (Великобритания)

«Вдохновение не покидает меня никогда. Меня вдохновляет сама жизнь, люди, солнце, луна, звезды, море, пение птиц — да все. Большие вещи», — Йен Браун не разменивается на сиюминутное, как и подобает человеку, которого музыкальная пресса однажды наградила титулом «богоподобный гений». Есть за что: его первая группа The Stone Roses двадцать лет назад перевернула вверх дном само понятие рок-н-ролла, превратив его из музыки бунта в отраду гедонистов в просторной, не мешающей танцевать одежде. А образ «короля обезьян», как за ужимки и прыжки сам себя величает певец, послужил ролевой моделью для всех последующих поколений британцев у микрофона: от Лиама Галлахера из Oasis, перенявшего у того манеру задирать нос и тянуть гласные, до Алекса Тернера из Arctic Monkeys, который попросту зовет Брауна «нашим героем».

Герой осознал себя таковым еще в школе: вскакивал на переменах на парту и делал уморительные па, воображая себя на сцене. Пластикой этот метр с кепкой действительно походил на шимпанзе, а первый шанс гордо стукнуть себя кулаком в грудь получил, когда легендарный соулмен Джино Вашингтон, пообщавшись с пареньком, выдал вердикт: «Ты прирожденная звезда». Видимо, петь при нем Браун постеснялся, иначе американец взял бы свои слова обратно — мало кто в мире умеет так элегантно гнусавить и мазать мимо нот. Впрочем, чистота интонирования — ерунда (Цой, Боно и Джаггер тоже те еще золотые голоса), поза и дух порой бывают важнее. У The Stone Roses с духом было все в порядке, они четко ухватили суть ранней рейверской эпохи: пусть мир катится к черту, мы хотим танцевать. Родной для The Stone Roses Манчестер по-тихоньку мутировал в раскрашенный кислотными цветами Мэдчестер, с небес вместо манны сыпались кругляшки экстази, и команда со своими в духе Поллока размалеванными гитарами, развязными грувами и заявкой «хочу, чтобы меня обожали» вошла с буйным временем в резонанс.

Впрочем, как вошла, так довольно скоро и вышла. Оставив по себе эталонный дебют (то и дело возглавляющий списки лучших альбомов Британии всех времен) и нелепо претенциозный, несвоевременный на фоне засилья гранжа второй альбом, The Stone Roses распались. У Брауна было время подумать над дальнейшими действиями те четыре месяца, что он провел за решеткой за агрессивное поведение на борту самолета British Airways. Разглядывая тюремные стены и вспоминая размолвки с гитаристом Roses Джоном Сквайром, Браун написал материала на целый альбом. С первого сольника Unfinished Monkey Business массовому российскому слушателю знакома унылая Corpses In Their Mouths, она сопровождала беготню Гоши Куценко по бетонным коридорам в блокбастере «Параграф 78». Уже по следующему диску, не без самоиронии названному Golden Greats, сейчас можно изучать саунд 1990-х: тут и пульсирую щая психоделия, и ломаный бит, и равный союз гитар с электроникой. По этим лекалам Браун кроит свои записи до сих пор, что становится ценно именно сейчас, на фоне надвигающейся ностальгии по безбашенному десятилетию. Под этим соусом он хотел предложить свой самый свежий трек Stellify Рианне, но одумался и выпустил синглом сам. И верно, весь материал последнего диска My Way — штука слишком личная, это подведение неких итогов под чертой среднего возраста, сведение счетов и заявка на место в истории. Браун и задумывал альбом как симметричный ответ Thriller Майкла Джексона, только тот возьми да утвердись накрепко во главе поп-пантеона. На небесную вечеринку Брауна в его любимом спортивном костюме в ближайшее время не пустят, пусть останется богоподобным на Земле.