Владимир Шинкарев. “Всемирный кинематограф”

Работая над "Всемирной литературой", серией живописных "комиксов" по "Илиаде", "Божественной комедии", песенке "В лесу родилась елочка" и другим великим произведениям мирового слова, Владимир Шинкарев переводил литературный образ на пластический (то есть живописный) язык. "Всемирный кинематограф" – дело другое. Кино и так проявляется в визуальных образах. Поэтому холст тут- не "перевод", но квинтэссенция. В одну "картинку" волшебным образом утрамбовываются 1,5-2 часа экранного времени. Получается вытяжка, эликсир. Художник говорит, главное в них – присутствие жизни. Рекомендуется употреблять неразбавленным. В тридцать восемь холстов 55 на 70 см поместилось чуть больше тридцати фильмов. В основном, как говорит автор, это "старое кино, когда оно еще было великим искусством, которое влияло на людей". Но есть и относительно недавнее, "Криминальное чтиво", например. Этим холстом автор не очень доволен: "Мой стиль – все такое серенькое. А тут красное. Но поп-арт иначе нельзя изобразить". Картины Шинкарева – явление несовременное и даже сегодня как будто невозможное – "настоящая", тончайшая живопись с бездонным серебряно-жемчужным веласкесовско-гойевским колоритом. С аурой великого искусства вокруг холста, сотканной из невидимой и неуловимой материи, – что-то вроде радиации. Сюжетов как таковых нет. В рамке холста может быть "кадр", в фильме отсутствующий. Фигуры и действие почти условны. За редким исключением лица персонажей расплывчаты, черты смазаны. Куратор выставки Екатерина Андреева называет эту живопись бесплотной, красиво сравнивая ее с экранной проекцией, "струящимся сиянием едва окрашенных световых лучей, несущих образы из аппаратной к экрану". На некоторых картинах нет почти ничего, кроме невесомых цветных теней. Много картин, посвященных фильмам довоенным: "Броненосец "Потемкин" Эйзенштейна, "Вечное возвращение" Кокто, "Набережная туманов" Карне. Некоторые из них автор видел давным-давно, еще в кинотеатре "Спартак" и ДК Кирова, и не пересматривал. Это – тени в квадрате, воспоминания о тенях. Светящийся, лучистый Казанова, похожий на персонажа del arte. На то, что он не такой, как у Феллини, механический, автор замечает: Да, трагический персонаж. Конечно, не такой поверхностный. Вы его углубили? Не углубил, а посочувствовал. Часто персонажи повернуты к зрителю спиной. И спины на холсте не менее выразительны, чем лица на экране. "Энгровская" женская спина в "Людвиге" Висконти – величественная, анатомически неправильная, гипнотическая. Или "нервная" спина уходящей в кадр героини "Ребекки" Хичкока, в которой собственно и сконцентрирован саспенс. Или тяжеловесный квадрат спины в кадре висконтиевского "Рокко и его братья". Иногда прямо по холсту ползут субтитры, как будто белые или красные буквы загораются прямо в воздухе, в самой "реальности" кадра. "Now you can do what you like, I dont care", – в "Рокко…". "Вы пытаетесь проснуться, освободиться от образа европы, но это невозможно" – в "Европе" Ларса фон Триера. Чапаев очень на Вас похож. Это вы сознательно так сделали? Идентифицируете себя с ним? Да, совершенно сознательно. Вот здесь я на коне, и мне кажется, что за мной – сила. А за мной только жеребенок один.