Игрок
О спектакле
Режиссер Темур Чхеидзе и художник Зиновий Марголин увидели в опере Прокофьева возможность показать серьезный подход к русской классике.
Режиссер Темур Чхеидзе и художник Зиновий Марголин увидели в опере Прокофьева возможность показать серьезный подход к русской классике. Ведь Достоевский — тоже «наше все», к слову, лучше Пушкина продающееся на Западе. Режиссер с художником не пошли на уступки времени и хлесткое название оставили лишь названием, не использовав лежащего на поверхности мощного смыслового ресурса. Но если оперу «Игрок» в начале XXI века ставят не про игры, теорией которых в последнее время снова кинулись поверять политику и религию, а про уважительное отношение к русской классике, тогда в лучшем случае получается хрестоматийно. Зато теперь на «Игрока» в Мариинский можно будет смело приводить группы старшеклассников — с романами Достоевского в руках.
Опера поставлена как образцовый классический спектакль в крайнем случае начала ХХ века — когда артисты выходят, уходят, неспешно сменяя друг друга, потом возвращаются, и так до последней ноты партитуры. Получается классика в квадрате. Это совсем неплохо. Но иногда повторение — вовсе не «мать ученья», а тупая зубная боль.
В новой постановке «Игрока» есть несколько динамично поставленных сцен. Сильная сторона — актерская игра певцов. На премьере фантастические фортели выкидывал сам Владимир Галузин. Конечно, для МХТ, Ленкома или «Современника» все это может показаться скромным школярством, но для оперного театра достаточно и этой дозы, чтобы сказать: «Верю!».