По «Части обширной
величественной гавани»
можно блуждать глазами столь же долго, сколь обходить ее пешком, если бы она действительно существовала.
Мрачный гений Пиранези обожают архитекторы. Сам он подписывал свои работы «Пиранези, венецианский архитектор» – и это как нельзя лучше соответствует тому двойственному,зыбкому ощущению, которое они порождают. Потому что и не совсем архитектор, и не совсем венецианский. Пиранези родился в Венеции, но еще в молодости уехал в Рим, где прожил до старости. И почти ничего сам не построил: на его счету лишь пара-тройка зданий, да и те перестроенные, существовавшие уже до него.
Всю жизнь он фантазировал: о городах, о храмах, о памятниках, о тюрьмах. Тюрьмы его особенно вдохновляли: довольно ранняя серия гравюр Сarceri («Темницы») – едва ли не самая прославленная. Тут не просто дом с решетками на окнах, а целая инфернальная машина наказания. Коридоры камер, разбегающиеся от единого центра, – находящийся посередине тюремщик может окинуть взглядом всю тюрьму разом. Давящие своды. Какие-то бесконечные цепи и кольца, вмурованные в стены и балки. Возносящиеся на много этажей вверх лестницы – то спиральные, то переплетающиеся, то ломающиеся под самыми неожиданными углами. В ХХ веке мастер графических парадоксов Мауриц Эшер именно по мотивам тюрем Пиранези будет рисовать свои лестницы, отрицающие законы геометрии. Томас де Куинси в романе «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум» поместит наркотический бред своего героя прямо в декорации пиранезиевских тюремных гравюр. Философ Мишель Фуко впоследствии представит эти темницы как метафору всей европейской цивилизации Нового времени с ее четкими порядками и «всевидящим оком» морали или закона.
«Темницы» контрастируют с более поздними и спокойными гравюрами Пиранези. Это не просто архитектурная фантазия, это драма, судороги разума, какой-то сюрреалистический кошмар. Огромные гулкие пространства, уходящие в темноту колонны, разводные мосты внутри здания, арки, анфилады, переходы – и все это преследует одну-единственную цель: лишение свободы. Блистательная жуть.
На выставке представлены три серии гравюр Пиранези: Carceri («Темницы»), Grotteschi («Гротески») и Prima Parte («Первая часть», но в российской искусствоведческой традиции эту серию принято так и называть – «Прима парте»). Их еще при жизни художника приобрела для Эрмитажа Екатерина II. Художник создал эти листы в молодости, и при его жизни они не пользовались особой популярностью. Увлечение археологией (а увлекаться археологией, живя в Италии, значило принять на себя наследие и классического Древнего Рима, его этрусских предшественников и всей античности) сформировало вкусы Пиранези-художника: его неоклассицистические и барочные ведуты (так называли городской пейзаж) были величественны и гармоничны. Но в дисгармоничном ХХ веке на щит была поднята другая сторона творчества великого графика – именно та, где лестницы акручиваются вокруг самих себя, виадуки обрываются в бездну, а внутренние пространства зданий зловеще убегают в какое-то четвертое измерение.
Помимо работ самого Пиранези, на выставке можно будет увидеть гравюры его современников и соотечественников на тот же архитектурный сюжет. В XVIII веке ведуты были в моде: итальянские графики увлеченно рисовали свои представления об идеальном городе. Роскошные дворцы, богато украшенные мосты, просторные площади и помпезные памятники – весь этот полет фантазии существовал лишь на бумаге, но перекликался с реально существующими архитектурными жемчужинами Рима, Венеции, Флоренции. В Эрмитаже выставят и тех, кто повлиял на мироощущение и архитектурный вкус Пиранези, и тех, на кого повлиял он сам. Выходя за рамки выставки, список последних можно было бы продолжать бесконечно – вплоть до сегодняшнего дня.
