Александр Лабас (1900-1983)

Для художника, расцвет творчества которого пришелся на конец 1920-х и 1930-е, такая страсть ничуть не удивительна. Вся юная страна бредила покорением небес. Молодежь строем шла записываться в аэроклубы. Ученые всерьез предрекали, что вскоре воздушный транспорт заменит автомобили и трамваи. Архитекторы-конструктивисты строили свои здания в форме (вид сверху) звезд, тракторов, серпов-молотов – именно в расчете на то, что рассматривать новые коммунистические города будут с высоты птичьего полета. Аэроплан был символом прогресса, а прогресс был новой религией, и художники не оставались от нее в стороне.

Самые известные работы Александра Лабаса связаны именно с небом. «В полете», «Первый советский дирижабль», «Дирижабль и детдом», «Город будущего» (тот же дирижабль в разрезе) – все сплошь аэростаты, самолеты, парашюты. Но даже они для Лабаса как художника не главное. Главное – воздух, который он как никто умел чувствовать и передавать. Синь неба, хрустальная прозрачная даль, города и луга далеко внизу, всегда словно только что омытые дождем, – в этом ему не было равных. На выставке в Русском, впрочем, много и набросков, и портретов, и жанровых сценок, демонстрирующих то же самое: Лабас виртуозно владел одной из самых сложных живописных техник – акварелью, и к чему бы ни обращалась его легкая кисть, все начинало сиять и звенеть чистым прозрачным цветом.

Александр Лабас был ровесником ХХ века, он родился в 1900 году в Смоленске, а уже в 12 лет поступил в московское Строгановское училище. Потом были революция, знаменитый ВХУТЕМАС, обучение у таких, казалось бы, несопоставимых художников, как Кончаловский и Малевич, Машков и Лентулов. Споры с ними. В 1925 году стал одним из основателей ОСТа – «Общества художниковстанковистов». Вместе с Дейнекой и Штеренбергом воспевал индустриализацию, мечтал о будущем, когда машина освободит человека от повседневного труда и оставит ему только созидание. «В наш век, – писал он в дневниках, – возникли новые ритмы, сочетания звуков, цвета, новый характер современного города, возможности быстро видеть разные концы земного шара, воспринимать все с новых, прежде неведомых точек зрения – из поезда, автомобиля, самолета, космоса. Все это влечет за собой новые возможности в искусстве».

Возможности оказались уж слишком новыми. В середине 1930-х, когда советская культура резко развернулась от авангарда к социалистическому реализму, Лабаса со товарищи нарекли формалистом. Посадить не посадили, но путь в музейные коллекции и на выставки ему закрыли надолго. Первая (и последняя при его жизни) персональная выставка состоялась лишь в 1976 году. Тогда Лабаса открыли заново, вернее, только начали открывать: этот процесс идет по сей день, и выставка в Русском – один из его этапов.

Стоящий слегка в стороне от мейнстрима как авангарда, так и соцреализма, никогда не поступавшийся этим своим отстраненным положением, Александр Лабас – возможно, одно из самых интересных открытий истории нового отечественного искусства. Уже сейчас понятно, что он точно осознавал свои место и роль в этой истории, когда писал в дневнике: «С каждым десятилетием мои работы будут более и более понятны, а через 50 или 10 лет они зазвучат в полную силу, и все увидят в них наше время, которое, как мне кажется, редко кто чувствовал так, как я, и умел разобраться в очень сложных явлениях нашего потрясающего ХХ века. Я был рожден удивительно точно во времени, мне этот век подходит как никакой другой».