Вера Полозкова
О мероприятии
Правда, ни твердый карандаш, которым Бродский писал Темзу, ни по-детски категоричная гуашь гумилевской Аддис-Абебы, ни отчаянный пастернаковский набросок углем Марбурга не имеют отношения к текстам Полозковой. Индия, Венеция, Нью-Йорк, Одесса – вокруг поэтессы кружат города, страны и континенты, и угадать в этом хороводе Ришикеш из «Летнего романса» или Флоренцию по «тарелке истории с базиликом и пармезаном» сложно. Зато везде угадывается автор, недавно заслуживший от Дмитрия Быкова нелестное сравнение с Ваенгой от поэзии. Так что путешественникам тут поживиться нечем – в отличие от преданной публики, предпочитающей не пейзажи, но портреты, а вернее автопортреты, серию которых Полозкова продолжает на радость подписчикам.
Правда, ни твердый карандаш, которым Бродский писал Темзу, ни по-детски категоричная гуашь гумилевской Аддис-Абебы, ни отчаянный пастернаковский набросок углем Марбурга не имеют отношения к текстам Полозковой. Индия, Венеция, Нью-Йорк, Одесса – вокруг поэтессы кружат города, страны и континенты, и угадать в этом хороводе Ришикеш из «Летнего романса» или Флоренцию по «тарелке истории с базиликом и пармезаном» сложно. Зато везде угадывается автор, недавно заслуживший от Дмитрия Быкова нелестное сравнение с Ваенгой от поэзии. Так что путешественникам тут поживиться нечем – в отличие от преданной публики, предпочитающей не пейзажи, но портреты, а вернее автопортреты, серию которых Полозкова продолжает на радость подписчикам.