“Смысл жизни – смысл искусства”

Только графика. Только Восточная Европа — Босния, Сербия, Словения, Хорватия, Венгрия, Чехия. Больше всего — Россия. Подпольщики-концептуалисты немного разбавлены художниками другого поколения, помоложе. Главные для западного уха имена русского нонконформизма — Кабаков, Пивоваров, Булатов, плюс немного Кулика, Пепперштейна, Тимура Новикова. Из братьев по соцлагерю — хорват Брацо Димитриевич, чех Иван Кафка, группа "Ирвин" — сотоварищи музыкантов Laibach по "Новому словенскому искусству" (NSK).

Ядран Адамович, художник и друг художников, провел кусок жизни в самолете, собирая работы и интервью для каталога. Большинство художников, как и куратор, — эмигранты, так что задушевные беседы на кухнях происходили не только в Будапеште, Праге и Москве, но и в Нью-Йорке, Париже, Лос-Анджелесе. Обаятельному куратору удалось собрать огромную коллекцию. Получилась мобильная выставка с названием, которое по-русски звучит странно: "Смысл жизни — смысл искусства". Как будто нет на свете других выставок. "Смысл" уже был в Будапеште и Москве, дальше поедет в Ригу, Афины, Прагу и Любляну. Каталог со стенограммами разговоров — важнейшая часть проекта. Концептуальное искусство требует много слов, как внутри произведений, так и вокруг них — в комментариях, интерпретациях. Хотя, как сказал однажды Константин Звездочетов, спрашивать у художника про смысл искусства — все равно, что с проституткой о любви разговаривать.

Художники рассказывали о жизни, о прошлом, о том, как легко давались смысл и вдохновение, пока вокруг была осада и противостояние с тоталитарной системой. И как трудно найти их теперь. Если не смотреть на этикетки, можно подумать, что проект — ретроспективный. Между тем, почти все произведения на выставке созданы уже в 90е и 2000е. И это наводит на грустные мысли.

В жаргоне московских концептуалистов было слово "феня". Художник феню (прием, манеру) сначала ищет, потом "точит", потом "гонит". Когда гонит, это вроде как стволы старого образца на конвейере производит. Александр Косолапов все еще приделывает рабочему и колхознице головы микки-маусов, а Леонид Соков рисует Сталина с Мерилин Монро. Печально. Получается, лучшие силы застряли в подполье, как в фильме Кустурицы "Андеграунд" — засели в прошлом, окопались, наладили снабжение. Устроились поуютнее — вместо биографий в конце каталога — рецепты любимых блюд художников. Честнее всех в этом признался Виталий Комар, на выставке не представленный: "Я практикую ностальгический нонконформизм". Тем временем, "наверху" началась другая война. Но заметили это только те, кто оказался в эпицентре. Миломир Ковачевич склеил раскадровку похорон загнанной лошади — жутковатую метафору лезущей в глаза и объективы дохлятины. И сделал фотоавтопортрет, хрипящий о кошмаре Сараево 1992 года: шел я с сумочкой, пуля сняла, упал неловко, умер. "Художники — свидетели времени", — говорит Ядран. Хотелось бы знать, что смотрят они на мир не через зеркало заднего вида. Впрочем, у самого Адамовича получилось "снять" про художественное подполье нечто вроде кино вполне современного, в формате выставки. Концепцией тут и не пахнет, все от широты сердца. Так что патетическое название выставки нужно понимать как признание в горячей любви. Могла бы она называться "Искусство как чудо".