Симфонический оркестр Мариинского театра, дирижер Курт Мазур

Этот концерт должен был состояться ровно год назад, но тогда Мазур отменил свой визит на фестиваль «Звезды белых ночей» буквально в последний момент – как принято говорить в подобных случаях, о себе дал знать возраст. Летом выдающемуся дирижеру исполнится 85, у него прогрессирует болезнь Паркинсона, количество ангажементов пришлось сократить до минимума, принимая приглашения только от особенно дорогих сердцу оркестров. В таких обстоятельствах его нынешний приезд в Россию трудно не признать чудом, на которое по-настоящему уже мало кто надеялся. Тем более занимательно будет послушать Мазура в контексте приближающегося к зениту гастрольного сезона: как не крути, а главными его событиями стали выступления заметных представителей всех ключевых мировых симфонических держав: Франция делегировала Марка Минковского и Оркестр Романской Швейцарии во главе с Мареком Яновским, Америка – Чикагский симфонический оркестр, за Италию вскоре еще предстоит сыграть Филармоническому оркестру Ла Скала и дирижеру Фабио Луизи. Пока же настал черед Германии, и не беда, что на третью мариинскую сцену не поднимутся ни прославленные Берлинские филармоники, ни какой-нибудь Оркестр Баварского Радио: могучая фигура Курта Мазура в одиночку представляет немецкую симфоническую традицию лучше, чем все многолюдные коллективы вместе взятые.

Дело тут, разумеется, не только в масштабе личности. На первый взгляд может показаться, что Мазуру посчастливилось дольше других дирижеров его поколения оставаться при деле – и в центре внимания. Формально он действительно был невероятно востребован и на заре карьеры, когда в самом начале 1950-х дебютировал за пультом Дрезденского филармонического оркестра, и в зрелые годы, когда на протяжении четверти века руководил лейпцигским «Гевандхаус-оркестром», не говоря уже о сегодняшнем дне. Однако в реальности судьбу дирижера даже при всем желании не получится назвать безоблачной: годы своего расцвета невыездной Мазур провел на коротком поводке у властей ГДР, десятилетиями не выпускавших его на Запад (поэтому, кстати, он довольно часто гастролировал в СССР). Первый серьезный контракт за пределами социалистической Германии, в Нью-Йоркской филармонии, он получил, когда ему исполнилось шестьдесят четыре; говорят, что дирижирование – профессия второй половины жизни, но все-таки не последней ее трети. Между тем у наконец-то вырвавшегося на свободу музыканта открылось второе дыхание: интерпретации позднего Мазура пылают такой энергией, какую нечасто встретишь у иных его молодых коллег.

А может быть, все дело в том, что сам дирижер, вероятно, прекрасно осведомлен о той благородной роли, что предназначила ему история музыки. Мазуру суждено было стать последним адептом величественной дирижерской традиции прошлого века, давшей Германии и миру Клемперера и Кнаппертсбуша, Фуртвенглера и Теннштедта – и в начале третьего тысячелетия если не окончательно утратившей свои некогда могущественные позиции, то по крайней мере вытесненной временем на периферию исполнительского процесса. В таком амплуа Мазур за два последних десятилетия исколесил весь мир, задерживаясь на родине лишь изредка. В девяностые он много работал в Америке, в начале нулевых принял руководство Лондонским филармоническим оркестром, в середине десятилетия обосновался в Париже – и вот теперь наконецто доехал до Петербурга, чтобы исполнить с подопечными Валерия Гергиева увертюру «Гебриды» своего любимого композитора Феликса Мендельсона Бартольди и две Вторых симфонии – Роберта Шумана и Иоганнеса Брамса.