Реализм в русском искусстве второй половины XX века

Народный художник СССР, действительный член президиума Академии художеств СССР Валентин Сидоров в 1974 году получил госпремию РСФСР за цикл картин «Моя Родина». А в 1997 году снова получил Госпремию, но уже Российской Федерации и за другой цикл картин – «Тихая моя Родина». Что там, что тут – избушки, покосившиеся заборы, гуси, куры, лошади, мозолистые селяне и синеглазые крестьянские дети. Будто и не пролетело почти двадцать лет.

Художника Сидорова на выставке много – чуть не половина первого, самого большого зала выставки. Рядом с ним корифеи Академии художеств СССР: Алексей Грицай, Юрий Кугач, Андрей Курнаков… Сюжет на всех один – деревенские пейзажи. Именно что «Тихая моя родина»: неяркие среднерусские виды, речки, перелески, расхлябанные проселочные дороги, стога, снопы, старушки в платочках. В семидесятые-восьмидесятые, когда идею социалистического строительства окончательно покинули последние остатки драйва, художники искали вдохновения в природе. Как в XIX веке Брюллов или Иванов уезжали писать пейзажи в Италию, так советские – в Мещеру или Полесье. Для сегодняшнего взгляда эти картины трогательны до слез. Видно, что художники были талантливы; видно, как им был перекрыт воздух: и информация о том, что творится в мировом искусстве, и возможность общаться с коллегами, и вообще любой шаг в сторону. И, главное, сами они свято верили, что устаревшее и насквозь подцензурное искусство и есть художественная истина, и честно «отрабатывали» в небольшом дозволенном наборе средств и тем.

Шила в мешке не утаишь, талант тоже: в этом жанре все равно случались шедевры. Отдельный зал посвящен прогремевшему в конце 1960-х «суровому стилю» в живописи. Огромный полиптих Петра Оссовского «Русские матери» – грубый, охряно-коричневый, землистый. Здесь же эскиз Виктора Иванова к вошедшей во все учебники «Родная речь» картине «Семья. 1945 год» (сама картина, кстати, хранится тоже в Русском музее, этажом выше): скупыми мазками, депрессивными синевато-коричневатыми красками изображен бедный деревенский быт, за столом – несколько преждевременно постаревших женщин, девчонка-подросток и единственный вернувшийся с войны мужчина, отец семейства. Горькая правда без прикрас. На «правду», кстати, художники этого поколения молились и молятся: в почти часовом фильме о них, который демонстрируется на выставке, это слово звучит чаще всех. В их словаре – термины абсолютно немодные: это не «концепт» и «форма», как в современном искусстве, а «сила образа», «вдохновение» и прочие наивные по нынешним временам слова. Они абсолютно не поменялись, эти люди, только лицом постарели. А то, что поменялось время, просто не заметили. Такой неизменностью, кстати, объясняется и то, что больше половины работ на выставке – не «тогдашние», а 1980, 1990, 2000-х годов.

Звезда выставки, несомненно, Гелий Коржев. Еще в советские времена он писал мощные, грубые, бьющие по глазам холсты, наполненные такой внутренней силой, что дух захватывало. Этих холстов много в постоянной коллекции Русского музея. А на выставке – его поздние работы, тоже монументальные, но полные социальной критики (еще бы, написаны в 1990-е). «Адам Андреевич и Ева Петровна» – бомжи, у которых вместо яблока бутылка водки. «На троих» – пожилой ханурик распивает стограммы со скелетами в советской и фашистской форме, пришедшими к нему из военных воспоминаний.

Выставка советского реализма – это фактически признание в любви. Никакой выгоды в том, чтобы его коллекционировать (а выставка приехала из московской частной коллекции) и выставлять, нет: этот период в истории нашего искусства непопулярен, коммерческой ценности почти не имеет, внимания не привлекает. И тем не менее и коллекционера, и некоторых зрителей он сумел задеть за живое, как в песенке тех же времен: «Я гляжу ей вслед – ничего в ней нет, а я все гляжу, глаз не отвожу».