Алексей Гарев “Живопись”
О выставке
“Имярек. Живопись” – так обычно называются выставки простодушных натюрмортов маслом по холсту в Союзе художников. Но Гарев, хоть и живописец по образованию, известен художественными экспериментами, с помощью которых искусство предается размышлениям о себе самом.
"Имярек. Живопись" – так обычно называются выставки простодушных натюрмортов маслом по холсту в Союзе художников. Но Гарев, хоть и живописец по образованию, известен художественными экспериментами, с помощью которых искусство предается размышлениям о себе самом. Он сводит вместе разные медиумы – фотографию и живопись, включает в холсты слова и тексты – в виде светящихся титров, читаемых "с той" или "с этой" стороны изображения. В общем, его художество – концептуализм и деконструкция, проверяющая опытным путем, из чего состоит и чем держится искусство. В "Живописи" Гарев дошел в препарировании картины до простейших элементов: здесь исследуется не смысл и не послание, а само физическое тело холста.
Сначала художник территорию очертил – поместил проект в коммерческую галерею. Затем культурный слой стал последовательно снимать, тщательно документируя каждую стадию: в первом зале на стенах оказались холсты, с которых верхний слой пигментов срезан мастихином. Гарев учился на "традиционного" художника – на отделении монументально-декоративной живописи Мухинского училища. И свои ранние – фигуративные и абстрактные – холсты он пустил здесь в дело еще раз.
Сепарированную визуальную информацию в виде стружек краски Гарев собрал в стеклянные боксы и выставил у окон на свету. По словам автора, живопись находится в них "в состоянии документа". А в лишенных кожи картинах, как в слоях грунта, смутно читается прежняя жизнь: кое-где можно различить остатки сюжета и следы композиции. Поскольку живопись – вещь древняя и уже не раз как умершая, все это похоже не на анатомический театр, а на археологический раскоп. Во втором зале – слайд-фильм: на чистый белый холст проецируются фрагменты "настоящей" живописи, из Русского музея и Эрмитажа, снятой в режиме макросъемки. Это уже не полевые работы, а лабораторные. Живописные фактуры старых мастеров, многократно увеличенные, как препараты на стеклянной пластине микроскопа, проходят проверку слишком пристальным рассматриванием.
Без слов тоже не обошлось: Гарев включил в проект картины, в которых по остаткам красочного слоя пляшут разноцветные буковки. Как будто экзаменационные ответы студентов-искусствоведов высветились на препарированных холстах: "Живопись – это то-то и то-то", "Колорит в живописи – это то-то и то-то", "Очень важное различие между красками определяется понятием теплого и холодного тонов…"
Что всегда отличало "подачи" Гарева, так это визуальная привлекательность. Все его многослойные и многомудрые экспонаты еще и попросту красивы. Так что помимо обычной экспертизы неизменности состава искусства гаревские опыты проверяют, в какой пропорции в него входят Правда и Красота. А у Семенова есть шанс продать препарированные образцы в качестве оригинальной интерьерной живописи или скульптуры.