Эйфманиана

"И нас называют на Востоке Западом, и нас называют на Западе Востоком", – писал про родную Польшу Станислав Ежи Лец. Та же судьба досталась Театру Бориса Эйфмана. 30 лет назад выпускник Кишиневского хореографического училища создал свой театр: тогда его назвали "Новый балет", потом еще раз пять переименовывали. Но с первых дней и до сих пор театр называют по имени его основателя и худрука.

В конце 70-х это имя у публики ассоциировалось с запретными аудиокассетами (Эйфман ухитрился поставить балет на музыку Pink Floyd), артистам же представлялось альтернативой эмиграции: для советских жителей это был кусочек западной жизни. Если вдруг случалось так, что в родном театре становилось нечем дышать, артисты отправлялись к Эйфману и получали отличные роли. Так было, например, с Аллой Осипенко в Мариинском или Марисом Лиепой в Большом: ее пламенная и ледяная, застывающая в изломе и бросающаяся, как в атаку, Настасья Филипповна и его мощный, мрачный, давящий и взрывной Рогожин в балете "Идиот" навсегда останутся в истории балета. Теперь же, когда эйфмановский театр выступает за границей едва ли не чаще, чем дома, – читая иностранные газеты, отмечаешь, что он для аборигенов безусловный символ именно русского искусства, что вечно стремится к проповеди и разумных границ не знает.

Эйфмановский кордебалет не жалеет себя: люди так взлетают в диких прыжках, так бухаются на колени, будто им после тридцати не жить и ноги беречь нечего. Быть может, потому так любит эйфмановский театр публика – есть в этом нечто от похода на гладиаторские бои, что-то будоражащее кровь несомненной своей настоящестью.

Сами же постановки балетмейстера с течением лет все менее напоминают многоголосные драмы и все более – книги из серии "ЖЗЛ". Самый старый из спектаклей, вошедших в эту серию, – "Чайковский", он сделан 14 лет назад. В нем изложена биография Петра Ильича, и акцент поставлен на борьбу композитора с демонами гомосексуализма. В "Дон Жуане и Мольере" (2001) в центре внимания Мольер: Дон Жуан, о котором Мольер написал пьесу, – лишь его отражение в кривом зеркале. В "Мусагете" (2004) в танец переложена история личной и творческой жизни Джорджа Баланчина (они у хореографа, как известно, пересекались в балетном классе). И лишь "Реквием" (1991) – лучшее из сочинений Эйфмана, поддерживаемых сейчас в репертуаре, – не перемывает косточки знаменитым людям, а лишь скорбит обо всех ушедших и улетевших.

Театр балета Бориса Эйфмана
на сцене Александринского театра
8 Мая "Чайковский"
9 Мая "Мусагет", "Реквием"
10 Мая "Дон Жуан и Мольер"