Чудотворец был высокого роста”. К 100-летию со дня рождения Даниила Хармса

Кем бы Хармс был сегодня? — задается вопросом Михаил Карасик. Может, Эдуардом Лимоновым? Делать произведение искусства из собственной жизни — жест радикальный, ответственный, героический. Этого человека очень интересно представлять себе в подробностях, по минутам. Вот он пишет отличные, лучшие детские стихи, и они его кормят. А вот он выходит во двор — и дети от страха утекают врассыпную.

Карасику, предводителю многолетней хармсиады, идеологу выставок, конференций, фестивалей и «Хармсиздата» удалось еще раз собрать художественный отряд. Десант высаживается в нескольких залах Строгановского дворца. В этот раз почти не будет иллюстраций. Петербургские, московские и один голландский художники посвящают юбиляру артефакты — «в духе», «по поводу» или «о нем». В целом получается выставка-паломничество, только не в пространстве, а во времени. Возложение части себя на могилу воина, со славой поверженного на поле боя со здравым смыслом. Интонация варьируется от возвышенной до глумливой.

Виталий Пушницкий, как всегда, размышляющий в масштабах Вселенной, создал целый мемориал — комнату-инсталляцию с полом-колумбарием, сплошь уложенным раскрытыми книгами и надгробными плитами, со смятым одеялом-скульптурой на железной кровати, с апокалипсической живописью почти в духе Мазаччо и с заспиртованными персонажами в колбах. Жаль, что идею «попирания смысла вещей„ не удалось довести до предела — ходить по книгам нельзя.

Две видеоинсталляции „689. Ровно“ Людмилы Беловой и „О явлениях и существованиях“ Андре Шройдерса воспроизводят в движущейся картинке предполагаемую „оптику“ Хармса. Сергей Якунин выставляет объекты из не имеющего границ проекта „Хармс-кабинет“ — псевдоантикварные и квазифункциональные
фиговины, бесконечно остроумные и многозначительные. Дверки открываются, ручки крутятся, трубы и трубочки звучат, веревочки тянутся, блоки и рычаги работают, полезная работа по осознанию мира совершается. „Хармсиада“ жутковатые сюрреалистические фотопортреты, от которых мороз пробирает по коже и в памяти всплывают злые вудуисты, тыкающие булавками в фотографии несчастных жертв, — возможно, лучшая серия Андрея Чежина.

Ко многим объектам на выставке можно прямо подобрать цитаты из Хармса. Например, к замечательным „Электрифицированным лифчикам“ Владимира Козина: “Как часто при исключительной фигуре, изумительной
груди и чудных ногах попадается такая хамская пролетарская рожа, что делается так досадно».

Кураторы выставки в Румянцевском особняке пошли другим путем: они искали и находили крупицы абсурда, персонификацией которого был Хармс, в творчестве его современников. Причем не только таких шаманов авангарда, как Матюшин с его теорией «расширенного смотрения» (он тренировал учеников видеть затылком), но и самых «невинных» реалистов. Красота идеи в том, чтобы собрать весь спектр абсурдов — и абсурд как художественный прием, и абсурд как экзистенциальную стратегию, и просто пьяный бред свихнувшейся реальности — абсурд советского чайника, штанов со штрипками, неказистых табуреток, улиц, всего быта и коммунальных отношений. Идеальный, совершенный в своей абсурдности
предмет, пододеяльник, на котором масляной краской написано «НОГИ», и сегодня еще можно обнаружить в какой-нибудь заштатной больнице.