Застенчивость Алины Орловой — один из ее главных козырей
В графе «влияния» на странице Myspace у нее стоит: «птицы и волки», пресса же лепит на нее ярлыки литовской Джоанны
Ньюсом и Регины Спектор. Ее проникновенные шансонетки на трех языках — литовском, русском и английском — сперва очаровали родную Литву, на первый же концерт в Москве собралось более 500 человек. А потом
в акцент ее странно-изысканной
речи влюбились и в Европе, и сейчас, судя по тому же Myspace,
Алина Орлова выступает там гораздо чаще, чем на родине или
в России.
Музыкальную карьеру она начала случайно: хотела поступать
в художественную академию,
но не взяли. Потом были сольные выступления под фортепиано, собиравшие все больше народу, и в завершение этого этапа
— презентация первого альбома
в вильнюсском костеле Св. Екатерины, транслируемая по национальному телевидению.
На руку Алине оказалась ее собственная застенчивость:
даже теперь, по прошествии
множества выступлений, она
признается, что чувствует себя
перед публикой несколько неуютно. Это придает ее и без того
трогательным песням дополнительный шарм: действительно, при виде худой рыжеволосой
скромницы за клавишами растает лед в сердцах хоть у депутатов литовского Сейма, хоть у претенциозной лондонской публики.
Новая пластинка Орловой
Mutabor, официально еще не изданная, но уже проникшая в Сеть, получилась еще более интимной и мрачной, чем ее дебютный альбом. Здесь есть тихая
вещь под одинокое фортепиано
Stars, заставляющая вспомнить
о Current 93 и Майкле Кэшморе,
духоподъемная кейт-бушевская
песня Silkas (то есть шелк) — безошибочный выбор для первого
сингла, мечтательно-тоскливая
Ajajaj с уханьем сов и ветреным гитарным перебором. Единственная быстрая вещь — неожиданная цыганочка с выходом
под названием America. Русскоязычные же песни, вроде «Чудес»
с рефреном «Если чудеса только в фильмах, кому я молюсь?»
и осенняя промозглая «Золотая
лихорадка» — едва ли не самое
беспросветное, что есть на этом
альбоме.
В целом Mutabor оставляет
впечатление пластинки переходной — недаром это слово переводится с латыни, как «превраща-
юсь». В единую картину эти песни, как ни крути, не выстраиваются, слишком уж они разнородные. До славы Орловой, кажется, нет никакого дела. На вопросы интервью она отвечает рассеянно: были мы, мол, и в Лондоне,
и в Париже, и еще много где еще,
я уже и не помню. Окружающее,
кажется, ее мало тревожит, собственный мир она приоткрывает только с помощью музыки, и,
вполне возможно, как халиф из сказки, мечтает понимать язык
животных и птиц, перевоплощаясь с помощью слова «Мутабор».
Поэтому и музыка получается
такой грустной: засмеешься — забудешь заклинание.