Творчество превыше всего
Каждый день петербуржец проживает как роман, припуская любой жест творчеством. Неизменна тяга к вечному, нематериальному. Экзотичен тот менеджер по рекламе, который не пишет вечером в стол эссе о Серебряном веке. Продавец магазина одежды непременно готовит выставку своих акварелей, а парикмахер – диджей-сет.
На углу Гороховой и Мойки я встретил троицу, из которой знал только одного – Артема. Как и большинство молодых петербуржцев, Артем никогда точно не формулировал, чем конкретно занимается. То он звал на открытие новой галереи «Протвор» на Манежной площади, где не было его картин, но обнаруживалась одежда, сшитая по его эскизам. То делал съемки для журналов. Уезжал в Москву и возвращался, без подробностей, зачем уезжал и к чему вернулся. Одним словом, Артем жил творческой жизнью в полном смысле слова. «О! Привееет!! Как здорово, что мы тебя встретили, Андрей!» – приветствовал Артем меня. С ним были девушка в сером и парень в хипстерском одеянии. В Петербурге часто люди встречают на улице именно того, о ком только что подумали и именно он им сейчас и нужен, не по какому-то конкретному делу, а так, поделиться вдохновением. «Знакомься! – начал Артем, и мне сразу поверилось, что у меня была назначена с ним и его друзьями встреча на это время и это место, – это Вадим, он дизайнер интерьеров, а это Оля – поэт из Москвы!» Оля и Вадим полуулыбнулись и молча кивнули, погруженные в свои мысли. Петербург прекрасен тем, что многие курят траву. Это создает какой-то неуловимый тон молчаливого понимания друг друга. Чего говорить, если можно указать на воды Мойки и все будет ясно, как небо в день города. Петербург прекрасен еще и тем, что особый глубокий ритм жизни путает все – кто покурил, а кому просто хорошо – не поймешь. «Оля будет сегодня читать стихи на Обводном! Ты должен прийти!» – продолжил Артем. «Конечно», – говорю я. В такие секунды всем сердцем веришь, что придешь, и не понимаешь, как ты без стихов Олиных жил до этого. Артем долго объясняет, где находится некий заброшенный дом на Обводном канале, как надо пройти во второй двор и что в доме нет света, но «мы поставим много свечей – будет красиво». Важно, чтобы было красиво. «Вот! Хорошо, что это именно тебе я дарю!» – неожиданно Артем снимает с шеи резинку, на резинке болтается выгнутый железный прут. «А что это?» – спрашиваю. «Это мы только что нашли на Гороховой, ближе к ТЮЗу», – машет рукой Артем, в другой – охапка такого же исходного материала. «Гениально! У дома Распутина!!» – вдруг включаюсь я. Мне очень хочется, чтобы брутальное украшение было сделано именно из чего-то найденного у дома Распутина. В Петербурге вещи без исторического городского флера – товары. Все остальное – piece of art. Мне вешают на шею прут. Я счастлив. Мы расстаемся до вечера.
В состоянии легкого гипноза я иду по Гороховой и думаю: а надо ли мне вообще ехать на Обводный, как на меня натыкается следующий персонаж – Алеша. Его я знаю года четыре. Долгое время я считал, что Алеша работает помощником в Лофт Проекте ЭТАЖИ. Как не позвонишь ему – он там. Помогает монтировать выставку, общается с писателями. В какой-то момент Алеша со стеснением сообщил, что работает продавцом одежды на Петроградской. Как и большинству петербуржцев, Алеше было немного неловко, что на жизнь он зарабатывает. «Зарабатывать» – не петербургский термин. Тут деньги должны браться откуда-то сами, их как бы не должно быть в природе, они – фантом, который как-то неприлично и унизительно ловить. А тем более говорить о нем. А тем более говорить, откуда ты его достаешь. В руках у Алеши был фотоаппарат и какой-то журнал. В такую секунду думаешь: ну что еще он придумал. Фантазии и проекты – приличная часть нашего бытия. Года три назад Алеша показал мне первый номер журнала «Соль». Он говорил с придыханием об этом проекте, о людях, которые вот собрались и сделали «Соль», как они всем покажут, как честный журнал будут делать. Черно-белая «Соль» была отпечатана на бумаге плохого качества, чем должна была вну- шать страх и уважение. На обложке красовался слоган, расшифровывающий смысловую нагрузку печатного органа: «Не будь унылым говном!» Второго номера «Соли» я не видел. Сейчас Алеша бежал, как он объяснил, помочь на съемке модельного агентства LMA. «А заодно и сам поснимаю!» – добавил он. Я подумал, что если сгрузить все фотоархивы со всех петербургских компьютеров, вытащить из всех фотоаппартов карты памяти, слить со всех петербургских флешек все папки, мир бы получил полнейшую картину метафизики, красоты, экзистенциализма и уродства. «А это новый номер «Эрмитажа, – показал он мне журнал, – там Илья работает дизайнером, который у вас в «Собаке» работал! Я вот от них сейчас, такая редакция, атмосфера творческая!»
Илья какое-то время мечтал о карьере актера, ездил в Москву смотреть спектакли мастерской Фоменко, собирался поступать в театральное, да так и не собрался, продолжив карьерный рост в периодике. «Не люблю пиджаки и галстуки! Это с работы я сразу», – вдруг как будто за что-то оправдался Алеша. На нем, в самом деле, были галстук и пиджак. Формальный дресс-код у нас так же часто вселяет в людей неуверенность в соответствии архитектуре места и его духу. После работы сбросить официоз и укутаться в петербургскую шарфозу, шарфик, а, может, сразу и в несколько шарфов – инстинкт самосохранения. «Ну вот, опять придется надеть галстук», – думает утром творчески осознающий свою жизнь горожанин. Галстук не прет и не вдохновляет. Я еду стричься на «Летучий голландец» к Виталию, которого знаю сто лет. Во время стрижки он рассказывает, как уже пару месяцев ходит в школу диджеев, тренируется и скоро выступит в каком-нибудь клубе. Попробовать себя во всех видах искусства – непреодолимое наше желание. Я сам играл как диджей, пел как певец, читал и читаю стихи как поэт, даже подумывал о линии одежды. Мои картины начали продаваться, но говорить об этом в Петербурге как-то неприлично. Это подвергает сомнению уверенность в том, что ты занимаешься искусством, что живешь художественно. Вовлеченность в творческое течение города – обязательно. Извлечение из этого выгоды – сродни химическим выбросам в вечные воды. Немножко выпить, встретить на Марсовом приятелей из «Кулька», сходить на Годара на пятый этаж Дома Кино (не в «Кристалл-палас» же идти), забрести в какую-нибудь мастерскую, сочинить спектакль, пофотографировать друг друга на канале Грибоедова, встретить еще кого-то, кто плывет по Невскому без цели – придумать эдакий новый проект. И не суть, что спектакль никогда не будет поставлен, что выпускник «Кулька» пойдет работать к маме в строительную фирму, что идея нового проекта забудется на следующий день. Все это не так важно. Каждая секунда прожита в подтверждение того, что vita brevis, ars longa. Жизнь коротка, искусство вечно. На поэтические чтения на Обводный я вечером не иду, меня подхватывают на акустический концерт начинающего коллектива в фотостудии все на той же Гороховой.