Эволюция современных русских художников
Одна из старейших московских арт-галерей празднует свое 15-летие. В мировом масштабе срок совсем небольшой, но для «Айдан-галереи» за это время прошла целая эпоха: от тесных чердаков и малоизвестных художников до переезда на «Винзавод», международных выставок и реального интереса со стороны зрителей и клиентов извне, не из узкой тусовки критиков и коллег. Во время беседы Айдан ни секунды не сидела спокойно — она развешивала экспонаты юбилейной ретроспективы.
От чего отсчитываются эти 15 лет? Вы ведь на арт-рынке появились раньше.
В 1992 году закрылась наша первая галерея, а в июне открылась именно «Айдан-галерея». А началось все с того, что в 1989 году мы совместно с Михаилом Круком, Евгением Миттой и Александром Якутом основали «Первую галерею». Это был очень успешный проект, иностранцы раскупали русских художников пачками.
На волне постперестроечного интереса к советской экзотике?
Да, была такая мода. Perestroika, glasnost, Gorbi. Постепенно этот интерес угас, но «Первая галерея» появилась в правильное время, и нам удалось аккумулировать первичный капитал.
А потом сразу 1992 год: время, не очень располагавшее к искусству.
Не то слово! Чудовищный был год, очень тяжелый. Бум современного русского искусства закончился. Ведь весь наш рынок тогда был ориентирован на иностранцев, а они как раз к 1992-му практически исчезли. И тогда пришло понимание катастрофы — современное искусство больше никому не нужно, но нам надо выживать. Тут недавно вышла статья с анализом российского арт-рынка: общий объем продаж на «Арт-Москве» в 1999 году составил всего 57 тыс. долл.Когда я это прочла, то буквально расплакалась. Но в начале 90-х у нас и того не было. Мы пытались пристроить работы хотя бы долларов за 500, чтобы аренду заплатить и краски-кисточки художникам купить. Хотя и положительные стороны тоже были. Например, в 1998 году после кризиса нам было все равно: у нас и так ничего не было, а кризис мы уже пережили в 1993-м.
То есть у «Айдан-галереи» уже выработался иммунитет к кризисам?
Получается так. С 1993-го по 1997 годы в моей галерее не было продано ни одной работы. Приходилось крутиться, работать на вторичном рынке, консультировать при продаже коллекций. Я даже хотела сделать такой проект, но почему-то до сих пор не сделала: выставить три картины, каких-нибудь Шишкина, Айвазовского и Поленова, наши «бестселлеры», а справа повесить список выставок, которые мы устроили бы на деньги от их продажи. Но начинали мы с полного нуля. Мне приходилось объяснять художникам, которые в перестройку получали несколько тысяч долларов за работу, что теперь этого всего не будет. Но интуитивно я понимала, что нам нужно любыми средствами пережить этот упадок, поддерживать цены за счет внутреннего рынка, чтобы потом выйти на западный уровень.Мало кто это анализировал и осознавал, но создание «Айдан-галереи» в это абсолютно безнадежное время придало некий импульс рынку и надежду художникам, которые испытывали нешуточные ломки от резкого обесценивания.
И за счет чего пробудился интерес к современному российскому искусству на внутреннем рынке?
Воспитание! Я понимала, что нужно общаться с людьми, образовывать их, рассказывать, только ненавязчиво. Кстати, арт-критика только сейчас начала выполнять какую-то значительную роль в этом процессе. А еще совсем недавно они писали огромные, очень умные статьи, но только для знающих людей. В этом моя основная претензия к критикам: они описывали ситуацию изнутри, а надо было объяснятьс нуля. То есть буквально: почему раньше все смотрели на Васнецова, а теперь надо смотреть на Кулика, кто такой Кабаков и так далее.
Когда «Айдан-галерея» была ближе всего к закрытию?
Да каждый месяц. Когда в конце месяца нужно было расплачиваться за аренду, выплачивать деньги художникам и готовить следующую выставку, у меня от отчаяния опускались руки, хотелось бросить все и закрыть галерею. Меня тогда очень выручала Селина (Елена Селина, куратор «XL-галереи». — Прим. Time Out), которой я каждый раз звонила и плакала, а она говорила: «Не вздумай!» Это был многолетний уход в минус, у нас образовались огромные долги, и только к 2000 году галерея вышла в ноль. Зато сейчас ситуация гораздо лучше, у нас новое большое помещение, мы знаем, что в месяц мы можем продать столько-то и получить примерно столько-то, то есть появилась долгожданная стабильность.
А государство проявляет интерес к современному искусству?
Ну, например, отдел современного искусства есть в Третьяковке, но у них пока нет средств на покупку работ. А вообще с 1992 года ситуация нисколько не изменилась: государство и современное искусство как существовали в параллельных пространствах, так и сейчас существуют. Хотя вот Администрация Президента помогла нам сделать проект «Арт-Поле». А вообще, слава богу, система выстроена так — по крайней мере, что касается лидеров рынка,— что, реагирует государство на современное искусство или нет, нам по барабану. Иногда ощущаем на себе некое внимание, но со стороны не государства, а каких-то мелких чиновников. Вот, например, таможня не пропустила на выставку в Дрезденскую галерею картину «Путкин» Кости Латышева, хотя мы ее и на «Арт-Москве» показывали, и на других выставках. Никакого официального запрета или объяснения не было, то есть это просто инициатива отдельного таможенника — «как бы чего не вышло».
А если попытаться объяснить что к чему?
А толку-то? У нас все-таки более глобальные задачи, чем просвещение мелких чиновников. Ну не пропустили, и что? Мы отправили в Дрезден ту же картину в цифровом виде. Нас не догонишь! (Смеется.)
Расскажите о юбилейной выставке.
В помещении «Айдан-галереи» я выставляю своих художников, а в соседнем «Цехе Белого» — художников из других галерей. Принцип такой: слева работа 1992 года, справа — 2007-го, чтобы у зрителя была возможность сравнить, увидеть в срезе. А для тех, кто в то время еще не был художником, — Ростан Тавасиев, например, — мы выставляем вещи типа рисунков на листочках из тетради по алгебре. Это, кстати, очень подходит к моей идее о том, что мы только-только пошли в первый класс профессионального арт-рынка.
Что изменилось за эти 15 лет в профессиональном плане? Выработался ли какой-нибудь кодекс галериста?
Конечно! Причем к тем же вещам, которые на Западе считаются естественными, мы пришли самостоятельно. Сейчас приходится привыкать к новым условиям, которые для западных галеристов уже норма: например, постоянный поток посетителей. Раньше мы сидели на чердаке на Соколе, и если кто к нам и приходил — только клиент, через знакомых, по договоренности и так далее. А сейчас приходят кураторы, с которыми нужно контактировать, посетители, среди которых тоже вполне могут оказаться будущие клиенты. Поэтому нужно заниматься и подбором персонала, чтобы девочка на ресепшене могла не только телефонную трубку поднять, но и при необходимости сама провести посетителя по галерее, показать и рассказать, отличить потенциального клиента от просто зрителя. «Винзавод» — это уже общественное место, то есть нельзя упаковывать проданные картины прямо в зале. И все это приносит свои плоды: вот уже приходили четыре клиента, которых мы не знаем, и купили картины. Наша мечта наконец осуществилась, но именно поэтому теперь требуется новый подход к работе.