Владимир Сорокин, соавтор сценария

Работа в кино для меня – как для рыбы выход на сушу. Это смена и среды обитания, и своей, так сказать, литературной анатомии. Не каждый писатель способен превратиться в сценариста. Поэтому у нас крайне мало хороших сценариев. Мне же эта метаморфоза давалась довольно легко. После нее так приятно вернуться в свой прозаический водоем с обновленной, обогащенной кинокислородом кровью. Создание фильма напоминает строительство корабля. Много людей участвует в этом – спорят, ругаются, суетятся. Но за конструкцию отвечает сценарист. А на режиссере лежит колоссальная работа по строительству корабля. Поплывет он или утонет – зависит только от него.
Я присутствовал на съемках «Мишени», конечно не на всех. Но в горноалтайской экспедиции я принял активное участие. Селение, где велись съемки, напоминало декорации к «Марсианским хроникам» Брэдбери. Это в трех километрах от границы с Монголией. Там, в странном пейзаже, живут странные люди, говорящие на странном русском. Быт их не менее странен… Именно такое место и выбрал Зельдович. Место это как бы не для людей предназначено, а чтобы небо спустилось на землю. Так в нашем фильме и произошло.
Русское пространство по своей сути литературно, равно как американское – кинематографично. У нас персонажность граждан, гротеск в поведении и в суждениях – вполне обычное дело. И никуда это не делось пока. Литература и жизнь в России – старые любовницы. Безусловно, они сильно поднадоели сами себе и в любой момент готовы вцепиться друг дружке в волосы. Но потом мирятся и тихо пьют чай вприкуску с русской метафизикой.
Я готов увидеть любую экранизацию своих произведений. Лишь бы она не заставила меня уйти с премьеры. С трех премьер своих пьес я уже уходил.

Леонид Десятников, композитор

«Мишень» – очень интересное кино в прямом смысле слова: презанимательная история, которая меня как зрителя не отпускает ни на минуту. В сегодняшнем кинематографическом контексте – пусть я его и не очень хорошо знаю – она будет смотреться, по-видимому, абсолютно нелепо. «Как кашалот среди планктона», если воспользоваться словами кинокритика из The Independent.
Фильм Зельдовича – полотно наподобие вагнеровской оперы. А где Вагнер, там и лейтмотивы. Применительно к сюжету Сорокина – русская тема, китайская тема, любовная тема, гротеск с каменным лицом. Вы работаете над каждым кусочком мозаики по отдельности, а потом собираете их в цельный пазл.
Я не хотел преднамеренно ставить в «русских» треках китайский акцент. Они вообще напоминают скорее голливудскую музыку вроде «Красоты по-американски», а мужской хор, который звучит в одном из эпизодов, родом, вероятно, из «Индианы Джонса». Но на это не нужно обращать внимания – я не играю со зрителем в «Угадай мелодию». Мне лишь хотелось музыкальными средствами отразить присутствующую в сценарии идею китайской экспансии.
Идея озвучить постельные сцены оперным бельканто принадлежала Зельдовичу – я этим предложением был поначалу шокирован. Но когда мы подложили под черновую склейку одной из таких сцен ютьюбовский ролик Эдиты Груберовой, заливающейся в какой-то опере Беллини, я с изумлением обнаружил, что, несмотря на всю бредовость, это звучит довольно свежо. Вот ведь на самом деле ключевая проблема кинокомпозиторов: что писать на секс? Как ни ухищряйся, все равно будет слышаться музыка из порно-фильма.

Александр Зельдович, соавтор сценария, режиссер

Проза Владимира Сорокина визуальна, его тексты кинематографичны по своей природе. Я не думаю, что смог бы работать еще с каким-нибудь писателем. У нас с ним есть некая художественная и идеологическая близость. Другой важный момент заключается в том, что Володя – выдающийся русский писатель. А уровень дарования задает определенный уровень общения. «Мишень» – это многофигурный кинороман, в котором пересекаются шесть разных историй, объединенных одной общей. Как и любой роман, он имеет несколько слоев – там, как в «Войне и мире», есть место и сценам охоты, бала, и в тоже время – сценам войны.
Не могу точно определить, утопия «Мишень» или антиутопия. Мы заранее не навешивали никаких ярлыков. Что получилось, то и получилось. Идеальное общество в фильме мы не показываем. А то, что в нем изображено, изображено не без иронии. Значит, все-таки речь идет не об утопии.
Черты грядущей России в фильме едва ли проступают, скорее вы найдете в «Мишени» отголоски России сегодняшней. Так происходит, когда смотришь в будущее через призму настоящего. Мы с Сорокиным нарисовали некий мир. Внутри себя он логичен и закончен. Действие в нем разворачивается в гипотетическом близком будущем. Таким образом, «Мишень» – это такая параллельная вселенная, куда поезд истории может въехать, а может и пронестись мимо. П
рофессия режиссера – очень одинокая, поскольку все упирается в выдержку и терпение одного человека. Но в то же время кино – искусство коллективное. Людей, вместе работающих над фильмом, должна объединять общая идея и энергия, благодаря которым кино потом и рождается. И если у ребенка всего двое родителей, то у фильма – существенно большее количество людей. При этом у режиссера самая ответственная функция – вынашивать зачатого ребенка.