Интервью с режиссером фильма «Спящая красавица»

Как у вас появилась идея «Спящей красавицы»? Честно говоря, вот этот процесс зарождения идеи для меня самой загадка. Я, конечно, была в курсе и классической сказки, и легенды о том, что царь Давид, чтобы омолодиться, спал рядом с невинными девушками. Но на самом деле в «Спящей красавице» много меня самой – я написала сценарий вскоре после смерти друга. Он покончил с собой после многолетнего, начавшегося еще в юности запоя – как и один из персонажей.

Вы с самого начала понимали, что это будет фильм, а не роман? Да, я даже не думала, что из этого может получиться роман. С самого начала я представляла всю историю глазами камеры как недвижимого, независимого свидетеля. Например, идея о том, что сцены в комнате, где Люси принимает клиентов, будут сняты так, словно камера располагается у четвертой стены, была уже в первом черновике сценария.
 
Что для вас главное в Люси? Ее радикальная, доведенная до предела пассивность. И это пассивность на грани провокации – она словно бросает окружающему миру вызов: «Я подставляю щеку, давай же, действуй». Важно, что она не испытывает жалости к себе – но при всем этом способна поддерживать близкие отношения. Взять хоть ее дружбу с Бердманном, какой бы напряженной она ни была. В 20 лет отношения бывают нервными.

Мне показалось, что фильм в каком-то смысле исследует мужские реакции на такую радикальную пассивность героини. Без портретов мужчин, которые пользуются услугами Люси, сюжет не был бы полноценным. Их старость позволяет подчеркнуть – и лучше понять – юность героини, и наоборот. Вообще, мне кажется, мы редко видим пожилых мужчин настолько же обнаженными – причем далеко не в физиологическом смысле, – как в этих сценах. Клара, женщина, управляющая борделем, каждый раз говорит им: «Здесь нет ничего стыдного». Она дает им абсолютную свободу быть самими собой.