Интервью: Олег Гитаркин и Сергей Шнуров

Гитаркин — мрачный наркоман, Шнуров — буйный алкоголик. Но и то, и другое — уже не более чем маски. Гитаркин давно отказался от экспериментов по расширению сознания. Шнуров работает без продыху. У обоих плотный график. Шнуров готовит шоу с Андреем Могучим, запускает свою линию обуви, пишет музыку к кино. Гитаркин выпустил альбом Best of the best и отправляется в большое европейское турне. «Анфан террибль» 90-х, они не меняли курс, не продались и не стали сбитыми летчиками.

Давно последний раз виделись?

Шнуров: В Нью-Йорке недели две назад. Писатель Стогов рассказал, что Гитаркин на как человека с темным наркомански прошлым в Америку не пускают, поэтому он все время туда ездит с «Леннградом».

Ш.: Бл***ь, бл***ь, вот Стогова слушать — это вообще себя не уважать.

Гитаркин: Чего-то он, конечно…Приврал?

Г.: Да, потому что вообще откуда ему знать? В Америке мы до этого были три раза, и я все время ездил как Messer Chups или «Нож для фрау Мюллер».

Ш.: А у тебя виза какой категории?

Г.: Типа на год рабочая, а у тебя?

Ш.: Виза «Пэ-Один» — это деятель культуры мирового масштаба. И когда я с собой девчонку повез и мы получали для нее визу, у нее было написано в графе «цель поездки»: «Для релаксации и создания комфортных условий» для меня, а в визе самой было написано: «Сопровождает «Пэ-Один».

Г.: Мы когда получали визу, этот чувак, который их выдает — консул, да? — дико радовался и говорил: «Я страшно люблю вашу группу». А вы же ходили в «ТамТам»?

Ш.: Я там даже играл в группе «Алкорэпица» на басу. Играли рэп, хардкор — что-то такое. Рэпа же не было!

Ш., Г. (вместе): Это как это — не было?! Это были как раз самые первые позывы. Была группа «Дай пистолет!», была группа «ТТ- Twist» и сборная из них — «Алкорэпица».«Нож для фрау Мюллер» — это первая группа, которая сыграла в «Там-таме»?

Г.: Ну, скажем, одна из первых.

Вы в «Там-Таме» познакомились?

Ш.: В «Грибоедове», наверно.

Г.: Или у «Грибоедова», или еще где-то…

Ш.: Я вообще не люблю молодежные тусовки — клубы, где шумно, я с детства не любил. Я люблю дорогие элитные напитки, которые в клубах не наливают.

Так как вы познакомились?

Ш.: Это было так давно, что мы не помним.

Г.: Ну, мы были визуально знакомы — в Питере же все друг друга знают. Не было так, что «а вот Сережа, я так хотел бы с тобой познакомится, а вот Олег». Как-то мы общаться ближе начали, уже когда был «Ленинград».

Ш.: Единственная фигня со Стоговым — его никто не знает, а он знает про всех типа все.

Г.: То есть да, это сейчас я его знаю, но познакомился недавно. Он с нами не тусовал.

Ш.: И почему-то пишет обо всех, об организации «Грибоедова», о «Там-Таме». Такой феномен — он ни с кем тогда не тусовался, но стал летописцем, как будто он там был.

Ну это нормально, просто наглый парень.

Ш.: Ну мы все наглые, но это ненормально. Наглость должна иметь границы. Все векторно наглые, и любой известный человек должен обладать в какой-то степени наглостью. Был «Нож для фрау», был «Ленинград» в клубе «Молоко» — и вот теперь вы парни, у которых все удалось.

Ш.: Х**ня, мы просто легенды уже. Мы уже, б***ь, закончились.

О’кей, легенды. Ты, короче, Мик Джаггер, а ты Брайан Ино.

Г.: Да? А мне говорят, что я Майк Паттон, а Серега — вообще Стинг.

Ш.: Нет, б***ь, Стинг — это эко-рок, эко-рок я не люблю. Я не настолько люблю дельфинов и всю эту лабуду.

Г.: Да это я пошутил просто.

Ш.: Тем более я на басу больше не играю, в отличие от Стинга. Стинг просто не дорос до такой степени ох*ения, как я.

Ты говорил, что в «Лениграде» сначала пел Вдовин — только потому, что ты не мог играть и петь одновременно.

Ш.: Да я и петь особенно не умел и не хотел. Я вообще ненавижу людей, которые почему-то поют. На х** это, если можно просто говорить? Рэп в этом отношении мне кажется честным, но мне рэп не нравится, потому что он очень пи**лявый — там очень много слов. Нужно изъясняться коротко, как Маяковский.

Г.: Да я вот и не пою вообще, кстати.

У вас была такая тема — «Гитаркин Шнур». Тема умерла совсем?

Ш.: Ни х*я.

Г.: В замороженном состоянии находится.

Ш.: Не, не так. Это семя посажено. И еще неизвестно, какие всходы оно даст. Это уже в метакультуре, явление уже состоялось.

Г.: Опять-таки — это уже легенда, достаточно об этом просто говорить, а слушать необязательно.

Ну да, легенда. Вот вы там бухали, сочиняли что-то, играли со сцены смешные песенки. А теперь у вас есть все и все получилось. Каково это — жизнь после смерти?

Ш.: Ох**тельно. Дико круто, такое воплощение всех мечт. Ты можешь уже ничего не делать, все происходит само.

Что человек чувствует,когда все, чего он хотел, сбылось?

Ш.: А у меня не все сбылось, у Гитаркина тоже.

Г.: Да-да, конечно.

Ш.: Если б у нас все сбылось, мы бы на сцену не выходили.

Г.: Понимаешь, это реализация мысли, да? У кого-то эта реализация происходит в течение недели или месяца, у кого-то в течение всей жизни. Рано или поздно ведь все равно фантазии и планы воплощаются.

Это понятно, но это внутренняя такая работа, а есть внешние условия. И вы в этом плане всех, кого хотели, победили.

Г.: На самом деле никого побеждать не пришлось, потому что воевать по большому счету не с кем. У нас в стране, по крайней мере. Глупо ведь говорить, что Шнуров победил Билана, а Гитаркин — как там этого гитариста? — Дидюлю.

Я про другое: 10 лет назад Шнуров пел в подвале матерные песенки, и нравилось это каким-то отдельным эстетам и пьяным подросткам. Теперь Шнуров — это достояние республики.

Ш.: Ну и что? И с Ван Гогом так случилось, и со всеми явлениями мировой культуры.

И ничего внутри не меняется?

Ш.: Если человек сильный, как Олег, ничего не меняется. Точно так же сидит со своими инструментами и фантазиями и точно так же продолжает сочинять свой виртуальный мир, играть на компе.

А ты играешь?

Г.: Да нет, играл когда-то в Doom и все такое, но сейчас у меня даже компьютер так заточен, чтобы там ни одна игра не пошла — специально, чтобы лишнего соблазна не было. Ну и потом, у кого какая игра — можно ведь порно-фотки смотреть и играть в свою игру другого рода, тоже компьютерная игра.

Ш.: В интернете я смотрю порнуху — всем, кстати, рекомендую worldsex.com. Е-мейла у меня нет — переписываться мне неинтересно.

Что вы делаете, когда хотите ничего не делать?

Г.: Я ничего и не делаю. А что ты имеешь в виду?

Ну, я играю на компе, или кино смотрю, или книжки читаю.

Г.: Книжки читаю, хочу вот сейчас прочитать книжку про группу «Ленинград». Мне недавно звонил Кощей и ябедничал, что там ему что-то не понравилось, что я что-то там не то сказал, но он не обижается, потому что мы друзья. Мне вот интересно прочесть, чего я наговорил, я не помню.

Ш.: Я сегодня как раз придумал рецензию на эту книжку, по-моему, лучшую из тех, которые я читал. Я сказал, что мы с Семеляком вошли в историю — х** сотрешь.

«Ножи» уже тоже история, года полтора назад вышел сборник — видеоистория «Ножей».

Г.: Да, мы скоро и второй том выпустим, но про Messer Chups уже. Мне вообще страшно нравится, что время такое дебильное наступило, можно книжки писать, DVD с кучей ерунды всякой выпускать. Когда-то и представить себе нельзя было, что у каких-то групп будут свои DVD, причем группы-то достаточно у**ищные.

Ты как-то сказал, что вокруг все «как бы».

Ш.: А мы эту ситуацию возводим из квадрата в куб.

И таким образом возвращаете явления реальности.

Ш.: К реальности нельзя вернуть нереальность. Мир просто весь ирреален. И иррацрый хочет покончить жизнь самоубийством при помощи повешения. Он уже петлю себе на шею накинул, залез на табуретку, радуется жутко, а мы не вышибаем табуретку, мы ее покачиваем.

А вам не кажется, что самый волшебный исторический период, который у нас мог быть, мы уже пережили?

Ш.: Да ладно, всегда так думали. 1917 год казался современникам страшно скучным, и революция прошла незамеченной. Сейчас время дико интересное.

Чем?

Г.: Возможностями.

Какими возможностями?У вас и так и бабло, и успех.

Ш.: Если б мы стремились только к баблу и успеху, тогда все, было бы дальше неинтересно, но! Почему мы, б***ь, легенды: потому что мы — не только!

И за что теперь бороться?

Ш.: Перестань, бороться не за что. Борьба — это х**ня, это вид спорта. А нужна война. Реальная.

И за что теперь воюем?

Ш.: Все за то же самое, как и две тысячи лет назад. За души.

И ты тоже за души воюешь?

Г.: В принципе, можно и так сказать. Ну а какая разница? Я не вижу вообще в словах никакой разницы. Какое бы слово ты ни произнес, оно ничего не значит.

Ш.: Все в кавычках и все «как бы».

Но раз альбом группы «Ленинград» называется «Аврора» — то революция, пушечный залп…

Ш.: Не забудь, что он холостой, что это стрельба по воробьям. И все на альбоме такое, как обычно у «Ленинграда».

Ш.: Так и слава богу, значит, мы стиль свой какой-то придумали. А мне очень нравится, что наши песни и жить, и строить, и любить, и не любить тоже помогают. Люди приходят на концерты радостные, уходят вообще п****ц довольные — им все время мало. У нас, к сожалению, нет таких перформансов, такой музыки и такой движухи, после которой ты пришел бы домой — и ох***но, у тебя было бы послевкусие. Все группы оставляют такое послевкусие, что это жуткое нытье, кроме Олега разве.

И Леонид Федоров?

Ш.: Федоров тоже ныть стал. Я не смог слушать последний альбом Федорова. А вообще после многих, на самом деле, остается послевкусие, но не хочется с этим жить. Хочется избавиться и срочно выпить чего-то другого. Я был на презентации пластинки «Девушки поют», где был Марк Рибо, и черта лысого там только не было — мы через полчаса выбежали оттуда, залезли в машину, включили на полную Алену Апину и только таким образом вернули себя к жизни.

Г.: Возможно, после «Аукцыона» так и надо делать.

Ш.: А вообще я так устал за этот месяц, кошмар какой-то. Концерты, фильмы, еще фигня какая-то — вообще голова кругом идет. Вот Пореченков снял сиквел «Коммандос», пост-постмодернизм по Шварценеггеру. Это вещь реальная — я когда это увидел, понял, что в такой наглости я должен принять участие, написал музло.

Г.: А мне интереснее про «Ассу-2» — какое кино получилось?

Ш.: А я не видел.

Г.: Ну ты же там роль какую-то играешь?

Он там играет роль Цоя.

Ш.: Нет, хуже. Человека, который не-Цой.

Г.: Да?

Ш.: Да.

А тебе не казалось, что вся эта история с «Ассой» — блудняк какой-то?

Ш.: «Асса-2»?

Г.: «Асса-1», по-моему, тоже блудняк. (Хихикает)

Ну, если и так, то это все-таки эпохальный блудняк, Соловьева несло, и он попал на гребень волны какой-то.

Г.: Никого никуда не несло — все совершенно случайно получилось.

Ш.: Если б ты знал, как Соловьев снимал фильм. Он мне рассказывал. Главная его идея в «Ассе-1» была перебить по прокату индийские фильмы. И это была калька с индийского фильма: музыка, главный герой почти погибает и вся херня — вот и все.

В «Ассе» не «почти». Но это кино. Настоящее.

Ш.: Соловей говорит, что это самый настоящий индийский фильм.

Г.: Да это он так, вые**вается. «Асса-1» — хорошее кино на самом деле, я только недавно это понял. В детстве мне были интересны только моменты, где песни, неформалка и еще что-то — я тогда маленький был. Но недавно ко мне зашел один мой приятель, художничек, он мне сказал, что встретил в Москве Соловьева, тот к нему подсел и стал говорить: давайте я вам отдам «Ассу-2», может, вы там на пленке чего- нибудь нарисуете. То есть подход тот же: выискиваются люди, которые сейчас что-то интересное делают — как тогда Африка и разрисовывал эту плеку. Принцип тот же самый: задействованы ключевые художники и музыканты. Получается, что «Асса-2» — то же самое, что «Асса- 1», только XXI века.

Ш.: Ну, это не то же самое, ты меня извини. Вите тогда было меньше 30, Бугаеву тоже. А мне 35, да и всем остальным… Соловьев сейчас снимает абсолютно уже шлак, отработанный уголь. Вот если бы он снимал Шнурова в 2000-м, когда Сергей Шнуров еще не делал ботинки…

Г.: А мне кажется, что 35 сережиных можно приравнять к цоевским 30. Потому что сейчас новая эпоха и люди живут дольше. И если мы будем приравнивать по курсу, то приблизительно так и получается.