Интервью с Женей Любич
У вас наконец выходит дебютный альбом. Он чем для вас является? Закреплением концертного материала или крупной музыкальной формой? Не знаю, какое определение дать этому альбому (смеется). Это те песни, которые были записаны во Франции, под руководством продюсера Nouvelle Vague Марка Коллина, с французскими музыкантами в студии рядом с Монмартром. Наверное, этот альбом — подведение каких-то итогов моего «французского» этапа творчества. Уже сейчас есть мысли по поводу записи следующего альбома, на этот раз в России.
Я почему спросил — у вас же все песни чрезвычайно разные как по стилю, так и по содержанию. Как из них цельный альбом получится? А они еще и на трех языках. Это абсолютно цельная работа. Целостность там обеспечивает мой авторский стиль, почерк Марка Коллина и саунд, который мы вместе создавали. Все песни концептуально объединены названием пластинки «C’est La Vie». Так что что-что, а с целостностью проблем нет.
А вы рассматриваете русскую аудиторию как основную? Мне недавно звонили из Таллина — рассказали, что «Галактика» там заняла первое место на одной из радиостанций, причем с большим перевесом голосов. Голосовали не только русские, как вы понимаете. Я знаю, что мои песни на русском нравятся европейским, американским слушателям. На сольном концерте в Париже их тоже отлично воспринимали.
А русский язык может звучать на мировой музыкальной сцене? На мировой музыкальной сцене в первую очередь звучит собственно язык музыки, суть песни, то, что за пределами слов. Нет, я очень трепетно отношусь к словам, я по образованию — филолог, но главное в песне — все равно эмоциональная нагрузка. Например, мы знаем Высоцкого: он свои песни фактически даже не пел, а как бы кричал. Это был крик души. Поэтому его знает и русская аудитория, и французская, и мировая. Дело не в том, из какого ты города и какой твой основной язык, если ты обращаешься к миру — ты будешь услышан.