Интервью с Полиной Агуреевой

Чем собираетесь удивлять? Хотелось бы как раз не удивлять. Хочется какой-то простоты. Это что-то очень шагаловское, пиросманиевское, модильяниевское. Когда мне Витя Рыжаков предложил роль Тамары, я удивилась, потому что ей довольно много лет – 38. Но Зинаиде Шарко, когда она сыграла Тамару, было 30. И Лилии Толмачевой тоже было около 30. Неважно, сколько лет этой женщине, если играть ее как сумасшедшую Пенелопу, которая ждет Одиссея.

Почему сумасшедшую?! Человек десять лет существовал в выдуманном абсолютно, корежистом, наносном мире. Только в финале этих пяти вечеров Тамара становится нормальным человеком, способным любить. До этого она жила нечеловеческой жизнью.

Почему нечеловеческой? Потому что нельзя жить человеческой жизнью и говорить на языке радиоточки. Знаете, один критик, посмотревший спектакль в БДТ с Шарко и Копеляном (я слушала радиозапись 1969 года), сказал: «Я не могу писать рецензию на пьесу, которая написана языком радиоточки». Мне это безумно понравилось.

У вас уже есть опыт работы с Виктором Рыжаковым – в спектакле «Июль». Это облегчает взаимопонимание? С «Июлем» было очень сложно, я вообще не понимала, что это за театр. «Пять вечеров» – совсем другой материал. Для меня важно, что Витя – очень ищущий человек. И сейчас мы делаем такой театр, в который можно играться. Это когда ты очень сильно плачешь, а марионетка – твой персонаж – смеется. Персонаж существует отдельно от актера. Недавно я видела по телевизору, как Алла Демидова называла это «фантомом». Перед спектаклем я всегда смотрю на себя в зеркало, чтобы поймать, есть этот фантом со мной или нет. Это еще не шизофрения, но он должен возникнуть откуда-то. И ты ведешь его впереди себя.

Как Рыжаков реагирует на ваш «фантом» во время репетиций? Он периодически восклицает: «Уберите эту травмированную лягушку!» Потому что меня очень часто «несет». Я, если «поймаю» какого-то персонажа, часто не могу остановиться.