«Новая волна» — это было just for fun

У вас образцовая биография классического музыканта: школа, консерватория. Как вы к «черной» музыке пришли? С джазом меня познакомил преподаватель по сольфеджио – он первый услышал в моем голосе что-то необычное. И стал давать мне песни собственного сочинения, такую приджазованную эстраду. Я же вообще в юном возрасте не пела детских песен, никаких «подсолнухов», «снежинок» и «морковок». В девять лет я записала первый альбом – это были народные крымско-татарские песни, их в Крыму до сих пор по радио крутят. В 16 лет сколотила банду, с которой мы отправились на конкурс молодых исполнителей в Донецке и там получили премию в 50 долларов, невероятные деньги для меня в тот момент. Игорь Бриль был так потрясен нами, что предложил мне идти в Гнесинку без экзаменов.

А родители вас к чему готовили? Мама хотела, чтобы я занималась классикой, папа считал, что нужно поднимать фольклор, потому что крымско-татарской музыки очень мало. А я хотела учиться джазу. Но в итоге все равно исполняю крымско-татарские народные песни, пусть и в других аранжировках.

У них есть что-то общее со спиричуэлс? Я почему спрашиваю: несмотря на хорошую выучку (а может, как раз из-за нее), когда постсоветский человек берется петь джаз или соул, в 99,9% ничего у него не получается, ему не веришь. Вы – редкий пример обратного. Мне кажется, абсолютно все народные песни похожи – своим построением, философией. И в working song, которую поют афроамериканцы на полях, и в русской или украинской народной песне есть боль, они очень жизненные и поэтому никогда не состарятся. Может быть, наша проблема в языке. Я, скажем, до сих пор не умею петь на русском – он жесткий, свинговать сложно. А украинский, наоборот, более распевный – в нем даже есть что-то из итальянского.

Многих впечатлила ваша вокальная гимнастика во время исполнения History Repeating на «Новой волне – 2009», когда вы непринужденно уходили в пятую октаву и обратно. Вы такие вещи продумываете обычно или они спонтанно получаются? Конечно, песня предполагает жесткие рамки, но я страшный импровизатор – никогда не могу спеть одну и ту же вещь одинаково. По этой причине я никогда не хожу на те шоу, где нет живого звука, – это всегда чревато провалом, я не смогу вовремя открыть рот просто. И зритель останется обманутым, и сама я никаких эмоций от выступления не получу.

Вот вы выиграли ту же «Новую волну», где Пугачева и другие эстрадные деятели вам стоя аплодировали. Но был ли в этом какой-то практический смысл? «Космонавт», где вы будете выступать, конечно, хорошая площадка, но отнюдь не самая крупная. Понимаете, этот конкурс – притом что меня после него какое-то время узнавали все, даже пилот самолета, летящего в Киев, – для меня был все равно, что называется, just for fun. Просто аттракцион такой – я за три минуты показала все, на что была способна. Если бы я ставила задачу собрать не «Космонавт», а, скажем, Ледовый дворец, то и вести себя надо было по-другому. Запускать на радио доходчивую песню типа «Я тебя любила, а потом забыла» (поет), обязательно на русском. Ну и так далее. А у меня своя аудитория, которая ходит на джазовые фестивали и придет в тот же «Космонавт». Она важнее.

На вас уже навешали столько ярлыков, что вы даже песню написали с рефреном I’m not Gaga, I’m not Amy. Но я хотел спросить вот о чем: почти у всех великих джазовых певиц, на которых вы росли, была трагическая судьба. Билли Холидей, Эми Уайнхаус – наверное, самые характерные примеры. И будь она другой, великими они, может быть, и не стали бы… Никто не вправе судить их, это их путь. Я для себя выбрала другой, идеально мне подходящий: быть всегда в состоянии контролировать себя, свою подачу, свой голос. Я против расхожей формулы, что вокалисту обязательно надо выпить коньяку перед выходом на сцену. Не нужно быть рабом своего голоса, «подсаживать» его на алкоголь, наркотики.

Ну а для удовольствия пропустить рюмку хоть иногда? А зачем? Удовольствий мне и так в жизни хватает (смеется).

Джамала
18 апреля
«Космонавт»