Толпы юных битломанов — в шестидесятые мне все это казалось смешным
Концерт в Санкт-Петербурге будет своеобразным продолжением Международного дня джаза под эгидой ЮНЕСКО, вы сыграете с певицей Ди Ди Бриджуотер. Уже определились с программой? Нет, я пока не знаю, что мы будем играть. Но мы уже выступали с Ди Ди – в Белом доме, в Париже, в Индии… Вообще, День джаза – это очень масштабный международный проект, который я курирую как посол доброй воли. У нас будут мастер-классы в штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже, концерт в Новом Орлеане и большое шоу в Нью-Йорке, в котором примут участие Ришар Бона, индийский перкуссионист Закир Хуссейн, Анжелика Киджо. В общем, музыканты со всего мира.
Вы записали несколько электронных альбомов с Биллом Ласвеллом: Future Shock с бессмертной композицией Rockit, Future 2 Future с сильным влиянием драм-н-бейса. С момента выхода последнего прошло больше десяти лет, вы планируете экспериментировать с электроникой в дальнейшем? Я всегда очень внимательно следил за технологиями, вы правы. Возможно, я был первым, кто увидел музыкальный потенциал в персональном компьютере, когда он представлял собой довольно бестолковую коробку. Наверное, потому что я еще учился на инженера и меня всегда интересовала техника. Не могу выделить конкретных музыкантов-электронщиков, за которыми пристально слежу – меня куда больше интересуют новые методы работы со звуком, возможности, которые предоставляет музыкальный софт…
Он вытеснит окончательно «железные» синтезаторы, как вы считаете? Сам я, по крайней мере, сейчас вообще не использую старые клавиши. Исключительно из практических соображений: они занимают очень много места, их транспортировка стоит целое состояние и они постоянно ломаются. В 1977 году я выпустил пластинку Sunlight – на задней стороне обложки была фотография, где я сижу, окруженный немыслимым количеством синтезаторов. Знали бы вы, сколько людей нужно было, чтобы расставлять их на сцене! Конечно, мне нравится звук винтажного электропиано Fender Rhodes. Но, знаете, гораздо важнее… как правильнее сказать… содержание звука, а не его природа. То, с каким сердцем ты играешь. Что ты как музыкант вкладываешь в ноты.
А к семплированию вы как относитесь? Нью-йоркская хаус-группа Deee-Lite записала всего один большой хит, Groove is in the heart, и он целиком построен на вашем семпле. Я безумно счастлив, когда у какого-то музыканта есть свои идеи относительно использования того, что я сделал. И что он в принципе обратился к моей музыке. С песней Deee-Lite получилось довольно весело. Мы ехали с дочерью в машине, и она вдруг как закричит: «Папа! Это же твоя мелодия!» Я говорю: «Не может быть!» И только потом, когда вслушался, понял, что это семпл из композиции, записанной для саундтрека к фильму Blow Up Микеланджело Антониони (смеется).
Кстати, на этой пластинке, помимо ваших композиций, есть три песни The Yardbirds, где играли Джефф Бек, Джимми Пейдж и Эрик Клэптон. Вы записывали ее в Лондоне в 1966 году – в самый расцвет рок-н-ролла. Вас тогда не заинтересовала эта молодая шпана, не захотелось с ней поближе познакомиться? С Джимми и Джеффом мы в это время так и не встретились. Самое смешное, что Бек сыграл на моей последней пластинке The Imagine Project – спустя почти пятьдесят лет, представляете! А рок-н-ролл… Понимаете, я родился в 1940 году. И в середине шестидесятых, когда все подсели на эту музыку в Америке, мне было уже за двадцать. Когда в США приехали The Beatles, по-моему, это был 1963 год, я уже был профессиональным музыкантом, решил, что кроме классики и джаза меня ничего не интересует. Толпы беснующихся девочек и мальчиков – мне все это казалось таким смешным. Но когда у Майлза дома стали появляться пластинки Cream или Джими Хендрикса, я серьезно задумался. Раз Майлз это слушает, раз он открыт к этой музыке, то может быть, это круто – быть открытым к новым вещам?
Пару дней назад я открыл автобиографию Майлза Дэвиса. Он отзывается о вас очень благосклонно, но говорит, что иногда вы брали слишком много нот и аккордов и вас надо было останавливать. Вы помните это? Каким Дэвис был человеком вообще? Ха-ха! Конечно, у меня есть эта книга, но я не помню этот эпизод. На сцене и в обычной жизни Майлз был очень разным. В жизни он обожал поговорить, у него было очень своеобразное чувство юмора. Он мог пошутить, но, чтобы понять смысл этой шутки, нужно было несколько минут или даже часов (смеется). И он очень уважал и ценил музыкантов, с которыми работал. Никогда не заставлял нас играть по-своему. Наоборот, стремился к тому, чтобы мы сами искали наилучшие решения, раскрывали свой потенциал. Что, безусловно, является чертой великого учителя. Того, что никогда не дает тебе готовых ответов, но помогает самостоятельно найти их внутри себя.