«Любовь Залмановна Успенская — панк и настоящая боевая подруга»

Что вы хотели сказать своим новым видео «Бестолковая любовь»? Решили выступить с социальной критикой? Я не хотел бы, чтобы мое видео считали политическим высказыванием. Я скорее против устоявшегося порядка вещей – это более глобальный протест. На это намекает картина Миро «Май 1968», которая в конце клипа размещена фоном для одного из лозунгов парижских демонстраций – «Я тебя люблю. О, скажи мне это с булыжником в руке». Май 1968-го и сегодняшняя ситуация – это мои параллели, не важно, согласны вы со мной или нет. Очевидно одно – нам всем необходима встряска, чтобы создать почву для размышлений, новой философии, нового искусства.

Как устроено ваше выступление? ОМОН и распятия будут? Это будет просто концерт, без особых спецэффектов. Мы довольно долго писали альбом в Лондоне, целых два года – пришло время его показать. На сцену выйдут восемь замечательных музыкантов и я. Пожалуй, и все.

Вы говорили, что собираетесь стать главным артистом России. Расскажите о своем плане покорения страны. Я сознаю, в какой стране живу – главный артист у нас Стас Михайлов. Мир переживает эпоху усталости. Я даже точно могу сказать, когда она началась в России – в 1998 году после кириенковского дефолта. Я оставил журнал «ОМ», главным редактором которого был три года, и уехал из Москвы. А когда вернулся в 2000-м и зашел в редакцию, то все ребята, которые раньше жарко спорили о какой-нибудь «Догме 95» Триера или сексуальности фашизма, говорили о том, где лучше брать кредит на автомобиль. Для меня это было как холодный душ. Я был настроен невероятно пассионарно. Но все вокруг говорило, что мне нет места в этом спектакле. Сначала я думал, что это в России так. Поездив по миру, я понял, что везде – и в Европе, и в Америке. У нас у всех отняли пространство для борьбы, наступила стагнация. Скорее всего, она имеет двадцатилетний цикл. Падение Берлинской стены, крах СССР – и вот сейчас снова начинаются глобальные протесты. Я с радостью наблюдаю за тем, как этот цикл подходит к концу. И на новом культурном поле мне хотелось бы играть ключевую роль. Какой процент людей захочет на нем играть, я не могу знать, конечно. Песни, которые я пишу, – они не бог весть какие недоступные. Я делаю их на достойном уровне и подаю в фирменной упаковке, хотя то же «Танго» легко могли бы распевать под гитару урки.

Как вы решили поработать с Любовью Успенской? Меня позвал Первый канал принять участие в программе «Две звезды». Я позвонил своим знакомым, которые вообще не смотрят телевизор и имеют к нему стойкое негативное отношение, и все они мне сказали – будешь дураком, если не пойдешь. Юрий Аксюта, спросил, кого я хочу в пару. Я захотел Жанну Агузарову, но он сказал, что Жанна даже на свои концерты не ходит, а идея снять ее в 12 эпизодах программы – просто из области фантастики. Тогда я предложил Любу, хотя даже не был с ней знаком. Мои ожидания от нее полностью оправдались. Все, что мы устраивали в эфире, стало возможно только потому, что Любовь Залмановна – панк и настоящая боевая подруга.

Как вы начали симфоническую музыку писать? Вальс для первой леди Казахстана – это единичный опыт? Я всегда об этом мечтал. И такая возможность появилась, когда Дарига Назарбаева, дочь президента, попросила меня сочинить что-то для Сары Алпысовны Назарбаевой. В России этого давно никто не делал, последний яркий пример, пожалуй, был вальс Евгения Доги из фильма «Мой ласковый и нежный зверь». Хотя я больше ориентировался на джазовые сюиты Шостаковича. Еще я написал музыку для украинского долгостроя, фильма «Вий». Не исключаю, что моя музыка появится в новом фильме Питера Гринуэя.

Как вы сочиняете для оркестра, у вас же нет музыкального образования? Так сочиняли музыку первые авторы бразильской самбы. Это были музыкально одаренные старики, которые не знали нот, не имели никаких рекордеров, не рассчитывали на память, зато имели внуков. Когда приходила музыка, старик звал внука и напевал ему, а на следующий день внук напевал мелодию всем музыкантам. Что-то подобное делал Чарли Чаплин. Для меня стало откровением, что музыку к «Огням большого города» написал он сам. У него был специально обученный человек, который чаплинские интуиции переводил в ноты.

Вы тоже кому-то напеваете? У меня вместо внука есть диктофон. Когда отворилась эта чакра, мне стали приходить буквально терабайты мелодий, диссонансных гармоний и бог знает каких звуков. Я понимал, что никак не использую их в песнях. Но эти психоделические ночные завывания мне тоже хотелось куда-нибудь однажды приспособить.

Над песнями вы работаете похожим образом? Сначала приходит ритм, неслучайно бой барабанов – это обязательный элемент всяких трансцендентальных практик. Потом на первый план выходит мелодия. Иногда появляется адский соблазн своровать чужую находку, это становится невыносимо до зуда. Например, несмотря на то что по природе я считаю себя бразильцем, мне все равно непонятно их музыкальное мышление. В свое время Жобим просто перевернул мое сознание. Для меня он до сих пор остается загадкой. Я хочу украсть каждую вторую его песню, но у меня не получается. Когда получится, возможно, я скажу себе, что состоялся как композитор.

Игорь Григорьев
22 июня «Зал ожидания»