«Мне интересна тюрьма как метафора нашего общества»
Лили, ваши фотографии из тюрем и дурдомов не репортаж, а приглашение к размышлению. О чем они, если говорить предельно абстрактно? Четыре года назад в Австралии я начала исследования того, как устроена тюрьма. Для Австралии это понятная тема: основателями нашей нации были именно каторжники. В ту эпоху, двести лет назад, была популярна теория паноптикума Иеремии Бентама (британский социолог, юрист, один из родоначальников политического либерализма. – Прим. Time Out) – когда тюрьма это такое пространство разбегающихся коридоров. Это была довольно демократическая концепция: Бентам предлагал, чтобы заключенный тоже мог наблюдать все пространство и чувствовать себя в обществе. Но такой тюрьмы так никогда и не построили, обычно только надзиратель имел возможность наблюдать за всеми постоянно. В одиночной камере заключенный вообще должен проводить наедине 23 часа в сутки – предполагалось, что он будет размышлять о своем поведении и встанет на путь исправления.
И что же? Мне тюрьма интересна как метафора нашего общества. Оно тоже хочет постоянно держать нас под контролем. Если ведем себя не так, оно готово нас наказывать, но при этом думает, что оно помогает, исправляет нас. Вот снимки из старинной тюрьмы в Аделаиде: одиночные камеры два на три метра, в коридоре – пульт с кнопками вызова охраны, психолога или соцработника. Психиатрические больницы и детские дома – они устроены так же и во многом пересекаются. Вот фотоколлаж, сделанный как реклама галоперидола. Им лечат буйных шизофреников, но выпускники детских домов рассказывали мне, что это лекарство применялось у них, чтобы «успокоить» бунтующих детей. Это очень тяжелые, жестокие истории, на которые никто не обращает внимания, поэтому я решила сделать проект об этих людях и попросить зрителей задуматься не только и них, но вообще о том, как устроено наше общество, о свободе и о принуждении.
Насколько этот опыт тюрем и больниц экзотичен?Я вообще много работаю с темой свободы и общественного контроля. Работала с выпускниками детских домов, с женщинами, которые вспоминали свое детдомовское прошлое. Работала с женщинами-заключенными: когда я впервые пришла поговорить с ними, я принесла им конфет. Служба безопасности обыскала меня, развернула каждую конфетку: в обертках было нельзя. У меня есть фотография этой кучи фантиков, сваленной на полу, – свидетельство работы государственной машины.