«Моя миссия — задавать правильные вопросы»
Мы можем освободиться от господствующей идеологии — открыто признав и продекларировав не только ее существование, но и свое место под ее гнетом. Дело в том, что мы не должны забывать: природа любой идеологии такова, что может действовать только подспудно. Никогда напрямую. Стоит провозгласить идеологию, ее истинный смысл и цели, как ты уже подрываешь ее силу. Об этом много писала Джудит Батлер — подлинное подавление возможно только при соблюдении видимости всеобщей свободы. Приведу пример. Не знаю, как в России, но на Западе, во всех современных мегакорпорациях самый главный босс, главный эксплуататор никогда не ведет себя, как начальник или тем более тиран.Он подойдет, приобнимет тебя за плечо, пошутит, справится, как дела — в общем, будет вести себя так, словно начальник — ты.
Но ведь хозяин здесь все равно он. Поэтому открыто признать этот факт — уже первый шаг на пути к освобождению от идеологии. Сказать: «Хватит притворяться и играть в этот союз равных. Ты — хозяин». Таким образом, ты уже лишаешь его части своей силы. Вот так, по-моему, и работают идеологии — скрывая свою истинную сущность, притворяясь чем-то прямо противоположным. Я не параноик-пессимист, утверждающий, что мы навеки закрепощены рамками той или иной господствующей идеологии, и ничего нельзя поделать. Нет, нет, нет — идеология оперирует такими хрупкими материями, что ее можно и подрывать, и низвергать. Просто высмеивать ее, к чему все мы склонны, недостаточно — она ведь все равно будет подсознательно управлять нашим поведением. Взять хотя бы религию, для точности примера, христианство. Я люблю спрашивать знакомых христиан, действительно ли они верят, что две тысячи лет назад по земле Палестины ходил человек, который был богом или сыном бога. Что ж, еще не встретил ни одного человека, который бы решительно ответил: «Да». Нет, все начинают выкручиваться: «Я не знаю. Может быть, это более глубокий символ духовности…», и так далее. В том и дело. У нас могут быть убеждения, работающие на уровне веры, — но мы боимся признаться, что на самом деле все как один сомневаемся в их правдивости.
Вот что завораживает меня — когда ты не принимаешь идеологию всерьез, она становится только сильнее. Вспомните позднесоветскую эпоху — брежневские времена в СССР, те же годы в Югославии. Вся система строилась на этом парадоксе. Более того, те, кто принимал господствующую идеологию слишком серьезно, представляли угрозу установившемуся порядку вещей. В свое время это было одним из моих первых открытий. В молодости у меня было двое друзей, искренне веривших в югославскую модель тоталитаризма — пресловутый социализм с человеческим лицом. В итоге одного из них уволили с работы, из партийного комитета, и выгнали из партии — своим слишком серьезным отношением к государственной идеологии он заслужил себе славу диссидента. Так или иначе любая идеология приходит в итоге к точке распада, к саморазрушению. Проблема в том, как жить дальше, как не подвести себя под власть новой, не менее оппрессивной идеологии. К сожалению, ответа у меня нет — вообще, свою миссию я вижу в том, чтобы задавать правильные вопросы.