Мокрое дело
За «Русалкой» (1856) закрепилась слава одного из главных названий русского оперного пантеона — не в последнюю очередь благодаря Федору Шаляпину, блиставшего в этой опере в в начале прошлого века. При этом ставилась «Русалка» крайне редко и неохотно: предыдущая постановка в Мариинском театре датируется, к примеру, 1951 годом — да и та сошла с репертуара в рекордно быстрые сроки. Все потому, что иметь дело с «Русалкой» крайне непросто: уж слишком внутренне конфликтную и противоречивую партитуру создал Даргомыжский. Сам композитор декларировал, что пишет реалистическую русскую оперу, в которой «звук напрямую выражает слово» — но в действительности вполне европейский по духу романтический сюжет о брошенной женихом утопленнице то и дело берет свое, превращая «Русалку» из психологической детективной драмы в фантастическую сказку. Для всякого современного режиссера столкновение с оперой Даргомыжского неминуемо оборачивается чудовищной головной болью: как прикажете ставить эпизоды в подводном русалочьем царстве так, чтобы они не выглядели махровой вампукой? Как сообщить человеческий облик назойливому дидактическому сюжету, который годится разве что для экранизации главным советским киносказочником Александром Роу, но совершенно не представим на сегодняшней оперной сцене?
Когда Василий Бархатов объявил о том, что берется ставить «Русалку», сочувствующие режиссеру горестно качали головой, а тайные злопыхатели только ухмылялись: во всей оперной литературе нет другого сочинения, на постановке которого можно было бы так легко свернуть себе шею. Для того, чтобы приблизить «Русалку» к современным реалиям, Бархатову для начала пришлось произвести достаточно радикальную ревизию всей партитуры — впервые, заметим, во всей сценической истории оперы Даргомыжского. О деталях своего замысла режиссер, ясное дело, умалчивает, но та информация, что все-таки просочилась из-за плотно закрытых дверей репетиционных залов Мариинки, интригует невероятно. Известно, например, что фабула «Русалки» у Бархатова будет лишена всякого фантастического флера: своей главной задачей режиссер видит в том, чтобы сделать действие максимально реалистичным. Известно, например, что образ отца главной героини Бархатов рифмует с фигурой Виталия Калоева — героя криминальной хроники восьмилетней давности, потерявшего в авиакатастрофе над Боденским озером всю семью и убивший за это диспетчера швейцарской авиакомпании, считавшегося главным виновником трагедии. Похоже на то, что на Мариинской сцене «Русалка» предстанет пугающей своей жизненностью притчей, героям которых одновременно и ужасаешься, и сострадаешь — в этом театральном жанре Василию Бархатову нет равных.
Половина успеха любой постановки «Русалки» принадлежит исполнительнице главной роли, для которой требуется крепкое драматическое сопрано с недюжинным актерским талантом. Бархатов ставит спектакль в расчете на восходящую звезду европейской оперы Асмик Григорян — начинавшую карьеру в Вильнюсе, отлично себя зарекомендовавшую у Андрейса Жагарса в Риге и только что дебютировавшая в берлинской Комише Опер. «Русалка» станет ее первой премьерой в Мариинском театре: Григорян — артистка такого масштаба, что ее участие в постановке само по себе способно сделать спектакль театральным событием, а уж при наличии толковой режиссуры — и подавно. Так что есть все шансы надеяться, что в нынешнем году «Звезды белых ночей» начнутся, что называется, с сильной доли.