«Если „Тихоокеанский рубеж“ кажется детским, я только рад»
Вы говорили, что «Тихоокеанский рубеж» спас вам жизнь. Что вы имели в виду?
Так получилось, что до того, как мы запустились с «Тихоокеанским рубежом», у меня был не самый очень удачный период. Три с половиной года ушли на проекты, которые так и не добрались до съемочной площадки. Студия закрыла «Хребты безумия» по Лавкрафту. Я заболел и был вынужден отказаться от режиссуры «Хоббита». В общем, пришлось тяжело. «Рубеж» случился как нельзя вовремя.
Чем вас так зацепила сценарная заявка Трэвиса Бичэма, что вы взялись за этот проект?
Я влюбился в нее, как только прочитал, — сначала хотел только продюсировать фильм, но чем дольше мы с Трэвисом работали над сценарием и чем шире получался придуманный нами мир, тем отчетливее понимал, что у нас выходит кино, настолько дорогое мне лично, что доверить его кому-то еще будет преступлением. Что в ней такого было? Знаете, я родился в 1964-м — и рос ровно на таком кино, на фантастике и фильмах ужасов со всего света. В детстве я был большим фанатом японской культуры — «Годзиллы», аниме, всего, что попадало к нам в Мексику, — и в этой истории войны инопланетных монстров с роботами, которых создали люди, было что-то такое, что заставило меня снова почувствовать себя тем ребенком, что ехал в соседний город смотреть какой-нибудь японский фильм о гигантских чудовищах.
Что было самым сложным в работе над «Рубежом»?
Ну, «Рубеж», в принципе, сложный фильм — в смысле масштаба и размаха съемок это по-настоящему гигантский проект. Приходилось держать в голове сотни и сотни мелочей, постоянно решать какие-то технические проблемы. Но самым трудным было, пожалуй, не забывать, что посреди этой машинерии главное — самые маленькие в этой истории существа, то есть люди. Сложно было даже технически постоянно поддерживать этот баланс масштаба — между огромными монстрами и роботами и крошечными на их фоне людьми. Поэтому же я, кстати, не стал снимать фильм 3D-камерами: в 3D это выглядело бы гротескно, карикатурно.
Что меня поразило в фильме — в нем есть та наивность, готовность поверить в абсолютно нереалистичный сюжет и разыграть его, которой было с лихвой в старых фильмах категории «Б», но о которой совсем забывают современные блокбастеры, из категории «Б» в сущности выросшие.
Да, мне тоже не хватает в новых крупнобюджетных фильмах некоторой авторской смелости, что ли — желания шагнуть на еще не заезженные, рискованные территории. Если «Тихоокеанский рубеж» кажется наивным, даже детским, я только рад — мне он, опять же, помог снова почувствовать себя юным, двенадцатилетним подростком в теле 48-летнего мужчины. Весь съемочный процесс был радостью, настоящим счастьем — и я думаю, это передалось фильму.
Эта наивность напомнила мне и советскую фантастику — у вас к тому же вновь, как в «Хеллбое» в «Блэйде 2», есть сильная русская линия.
Я большой фанат советской фантастики. В детстве я два или три раза ходил в кинотеатр на «Человека-амфибию», да и потом старался смотреть все, что попадалось, — и Тарковского, и «Аэлиту», и какие-то детские фильмы. Русская культура всегда завораживала меня, особенно традиция сказок. Вот где буйство воображения разыгрывается! Наш фильм в сравнении с историями про Бабу-ягу — строго реалистическое кино.