Настасья Хрущева: «Лисонька считает, что настоящая музыка не должна жить в веках, а должна тлеть, тлеть и еще раз тлеть»
Расскажите про сочинения, которые вы собираетесь исполнять. Слонимский, «Колористическая фантазия»: яростная пьеса, восемьдесят процентов которой – импровизация на струнах рояля. Лахенман, «Детские игры»: совсем не детские развлечения в духе Ханеке; по крайней мере я их играю именно так. Шмурак, «Две песни»: «бодрая музыка», по словам композитора – ну что тут скажешь, это хорошая возможность для зрителя узнать, что такое «бодрость» в понимании Шмурака. Красавин, «Вертер»: семь пьес, прикидывающихся тихой сентиментальной музыкой. Ройтман, «Поднимается ветер»: это о том самом ветре, который у Саши Соколова «ломает ненужные ветхие постройки, вырывает с корнем дубы».
Кто-то присоединится к вам на сцене? Присоединится потрясающий пианист Иван Александров, рядом с котором мне даже играть как-то неудобно. Вместе мы исполним мое сочинение под названием «Лист a4», в нем я делаю из двух мотивов «Женевских колоколов» Ференца Листа музыку в духе Райха или Адамса. Кроме того, в пьесе самым непосредственным образом будет участвовать лист формата а4, на котором записан ее текст.
Вы участвовали в проекте Филармонии Open Door. Как вы оцениваете попытки привлечь в академические залы публику, которая туда не ходит? Open Door, безусловно, удался: на последнем концерте можно было наблюдать полную Филармонию панков. А я сейчас переключилась на пространство Каменноостровского театра, где в следующем сезоне под руководством Андрея Могучего собираюсь провести ряд музыкальных проектов. Один из них – серия концертов со вступительными словами в жанре «упоротой лекции».
Расскажите про вашу творческую группу «Ars Brevis: кучка тленинградских композиторов». Насколько присуща ирония нынешним академистам? Что вы, никакой иронии, у нас все серьезно. Слоган Ars Brevis: «Нашу музыку трудно найти, страшно включить и невозможно запомнить». Главная героиня и лицо сообщества – так называемая «лисонька» – считает, что настоящая музыка не должна жить в веках, а должна тлеть, тлеть и еще раз тлеть.