Виктор Мазин: “Таксисту проще сказать, что я профессор.”
Вместе с Олесей Туркиной был организатором первых выставок Владислава Мамышева-Монро в России и продолжает курировать их – большую ретроспективу художника покажут в июне в Новом музее.
Если бы вас попросили представиться в незнакомом обществе, как бы вы это сделали? Зависит от того, куда я попал. У меня разный род деятельности. Где-то я говорю, что я просто психоаналитик, где-то – что я писатель, теоретик кино, философ. Таксисту проще сказать, что я университетский профессор. Где-то я представился бы любителем музыки, потому что больше всего на свете люблю слушать музыку. На первое место из своих привязанностей я ставлю не психоанализ, не литературу и даже не кино, а именно музыку, но об этой страсти мало кто знает.
Зато все знают вас как потрясающего лектора. Обычно все места в аудитории заняты, и если ты опаздываешь, то жмешься к стене или сидишь на полу в соседнем зале. Слово «лектор» мне очень понравилось. Оно напоминает мне о французском слове lecteur – человек, который читает. Несколько раз в жизни мне приходилось говорить, что я писатель. Это правда, потому что я действительно пишу книги, но на самом деле все, что я пишу, – это по мотивам каких-то других книг. Соответственно, на первое место я должен был бы поставить то, что я читатель. Я очень люблю читать книги, и я лектор в том смысле, что я читаю. В связи с этим вспомнил очень смешную ситуацию. Много лет назад я читал лекцию в Университете Гумбольдта, после которой Вольфганг Хаген, работающий на радио, моему немецкому приятелю сказал, что более сумасшедшего лектора он не видел: такое ощущение, что человек не говорит, а читает текст, но текста никто не видит, слова летят где-то в воздухе перед его глазами. Мне неловко говорить об успехе. Ну да, я видел не раз ситуацию, которую вы описываете, что нет мест. Но я это отношу не на свой счет, а на счет самого приятного для меня голода, который есть в Петербурге – интеллектуального. Самый неприятный для меня закон по-русски звучит так: «главное – не париться», есть такой международный лозунг пропаганды тупости. И когда я вижу людей, которые увлечены, которые хотят что-то знать, я готов вывернуться наизнанку и поделиться с ними тем, что я знаю.
В чем секрет вашего карьерного успеха? Слово «карьера» совершенно не для меня. Я вообще не делаю карьеру, я занимаюсь тем, что мне кажется важным в жизни, а карьера мне важной не кажется совсем. Поскольку я психоаналитик, то ориентируюсь, разумеется, на Фрейда. У него есть довольно простая, на первый взгляд, книга «Неудобства культуры». И начинается она со следующих слов: человечество ориентируется на ложные ценности – успех, богатство и власть. Мне это неинтересно вообще. Фрейд говорит, что образцом подлинной ценности является любовь. Она для меня на первом месте, и психоанализ – это дисциплина любви, на самом деле. В этом, может быть, отчасти и мой секрет. Я говорю о том, что я люблю, и никогда не говорю о том, что меня мало интересует. Я пытаюсь передать слушателям любовь к тому, что я люблю.
Какие моменты в своей жизни вы считаете самыми важными? Важные моменты – это встречи. Я благодарен судьбе за то, что она свела меня с самыми разными фантастическими людьми: Сергеем Курехиным, Тимуром Новиковым. За то, что мне буквально несколько минут удалось поговорить с Джоном Кейджем, это вообще был какой-то необычайный момент, потому что этот человек по-настоящему лучился светом любви. Он улыбался, как Будда. Для меня принципиальные моменты – это встреча с Жаком Деррида, с Бернаром Стиглером, которого я считаю одновременно своим учителем и другом. Он для меня – ориентир, некий, свет в этом мире. Свет – это этика, а этика – это отношение к другим. Я ценю, когда люди с уважением, пониманием и состраданием относятся к другим людям.
Вы все время в эпицентре культурной жизни, арт-тусовки. Слово «тусовка» мне не очень нравится. Надо бы придумать, чем его заменить – может быть, компания или культурный андерграунд. Потому что с тем же Курехиным мы говорили про радикального японского композитора Герогеригегеге, про Дионисия Ареопагита, про Густава Шпета. Я против слова «тусовка», потому что ни с Аркадием Драгомощенко, ни с Сергеем Курехиным, ни с Александром Каном мы никогда не говорили о чем-то пустом. Это всегда были очень серьезные разговоры, мы пытались понять какую-то мысль, концепцию, музыку. Никогда в моей жизни не было пустого времяпровождения. Во времена перестройки на выставку Филонова стояла очередь, люди приходили и припадали к картинам. Когда сейчас люди приходят на выставку, они что делают? Стоят спиной к картинам и разговаривают между собой. Светская жизнь мне представляется гламурно-нарциссической, а мне это неинтересно совершенно.
Дайте совет, как не прожить жизнь впустую. Нужно просто подумать, что для вас важно. Потому что новость очень простая: жизнь имеет свой предел. Все мы живем какой-то определенный фрагмент времени на этой планете, и стоит задуматься, зачем. Смысл моей жизни в том, чтобы общаться с другими людьми и увлекать их, передавать им то, что я знаю, передавать в первую очередь любовь. Поскольку мы живем в обществе, пропитанном ненавистью, то, мне кажется, особенно ценна любовь.
Еще три дела Виктора Мазина