Антон Маскелиаде: “Я открываю людям целый мир”
Какова роль случайности в твоей музыке? Мне кажется, эфемерность – самый ценный элемент повседневной жизни в принципе. Я как раз читаю Хокинга – и понимаю, что все вещи настолько относительны, любая частичка представляет собой что-то индивидуальное и витальное. Эти бесценные случайности я пытаюсь ловить и использовать в своих целях. Если говорить о музыке и моих песнях, то бывает, что они начинаются с бездумного запуска музыкальной программы: я беру гитару, начинаю что-то играть, стараюсь побыстрее захватить этот момент, пока не надоело – и забыть, чтобы перейти к следующему кусочку. Чаще всего эти моменты получаются немножко небрежными, а значит, несут в себе вес ошибки, которую я стараюсь сохранить до тех пор, пока не доделаю песню. Для каждой песни это все может растянуться до полугода, уникальные «кирпичики случайности» наслаиваются друг на друга, сращиваются и раскрашиваются моими чувствами. А бывает, возникает серьезный эмоциональный заряд, и за вечер может получиться готовый трек. По такому принципу строится вся моя музыка. Также и слова: это либо переведенные гуглом мои стихи, либо просто какие-то мелодические сочетания, которые именно сейчас мне хочется исполнить.
Как это происходит на концертах? Это вторая часть эфемерики. Там я песни заново переживаю, дорабатываю. У меня есть несколько пластов: бас, верхний ритм, нижний ритм, мелодическая часть, шумовая – и я с ними играюсь. Разрушаю, добавляю новые звуки, меняю местами, добавляю эффекты, подкрепляю визуальным содержанием – к каждой песне у меня прикреплен свой мини-фильм. Тем самым на концертах я заново переживаю свои песни и личные истории, в них заложенные, ведь каждый раз они звучат по-новому. Поэтому мне всегда интересно импровизировать, так как заранее не знаю, как в этот раз будет разворачиваться история, где будет кульминация, а где спад.
Каким образом твой предыдущий проект «Зотовы братья» повлиял на то, что ты делаешь сейчас? Прямым. В 2010 году ко мне приехал друг Феликс, с которым мы играли раньше в инди-группе «Тритон Утонул». Он привез с собой различные электронные устройства, в которых я вообще не разбирался: шумовые модули, семплеры, ритм-машинки. А если меня что-то увлекает, я иду до конца. Мы могли по восемь часов подряд импровизировать с шумами, ритмом, семплами. Потом я выбирал самые сливки, микшировал и выкладывал в Сеть. Поначалу это звучало подобно хаосу, броуновскому движению. Весь пол был завален проводами, переключателями, лампочками. За этим, наверное, было интересно наблюдать, но хотелось все как-то структурировать. И мы начали использовать ноутбук – так проводов гораздо меньше, концерты стали более предсказуемые, но стало как-то скучно, и группа заморозилась. Одновременно с этим я понял, что могу все делать один со своим сольным материалом. Так появился живой Антон Маскелиаде. А с Феликсом, кстати, мы сейчас играем в моем другом проекте – «Стрит Студия Маскелиаде».
Это что? На улице ставится микрофон, любой прохожий может к нему подойти и наиграть-напеть-нашептать все, что угодно. Мы вместе с музыкантами (Феликсом, Люсей и Сережей) часами импровизируем со случайными людьми, все записывая и проигрывая на лету. То есть человек сразу слышит себя в контексте музыки, которая создается прямо сейчас. Мы уже играли на фестивалях Fields и Outline, по итогам этих студий будет цифровой релиз с песнями в августе. Мама одного мальчика, который с нами поиграл в Музеоне, пишет, что ее ребенок впервые в жизни взял в руки гитару, пел в микрофон, слышал себя через мониторы – и его это очень сильно вдохновило. Очень приятно осознавать, что открываешь людям новый мир. Наверное, это главное, что должен делать артист – рассказывать другим, что они тоже артисты.
То есть это продолжение американского проекта OneBeat, в котором ты год назад участвовал? Скорее, одна из частей этого проекта. One Beat – это международная музыкальная программа, в которой талантливые музыканты из разных уголков мира собираются во Флориде, сыгрываются друг с другом, делятся навыками, проводят воркшопы, а потом катаются с концертами по городам Восточного побережья США. Кстати, южнокорейская девочка Сонг Хи Квон исполнила вокальную партию в национальном жанре пхансори в моей песне Circus, а пакистанский гений Усман Риаз аккомпанировал мне на пианино в Same. И вообще это был совершенно безумный опыт, я для себя тогда Америку открыл – понял, что хочу заниматься музыкой всю оставшуюся жизнь.