Читальный зал: книжные шкафы депутата, певицы, журналиста и еще пятерых горожан
Сергей Бугаев Африка, художник
Библиотеку я собираю давно, с начала 1980-х годов. В области книговедения у меня был замечательный учитель – Сергей Курехин, выдающийся книжник. В то время в Ленинграде было очень много букинистических магазинов, там я покупал первые издания футуристов, «Философию общего дела» Николая Федорова и прочие редкости. Притом что существовали списки книг, запрещенных к продаже. Вот Курехин, например, охотился за отдельными томами Гегеля, изданными в 1930-х годах в СССР, потому что их перевел Густав Шпет. Просто так Шпета купить было нельзя, он был под запретом, как и все богословие, а также Розанов, Владимир Соловьев и многое другое.
Древние фолианты начиная с XV века у меня лежат в сейфе. Книги начала ХХ века стоят в специальном шкафу, куда не может залететь моль. Естественно, больше всего в моей библиотеке книг, связанных с искусством, их я собирал, находясь с выставками во всех частях земного шара. Немалая их часть – подарки художников, книги с дарственными надписями, рисунками, есть даже с автографом Энди Уорхола.
В моем собрании есть редкие старообрядческие книги и рукописные книги Хлебникова. Есть собрание всех книг, которые при жизни издал Казимир Малевич. Есть очень редкая тибетская книга про путешествие в пятнадцать адов. К сожалению, с некоторыми экземплярами приходится расставаться. Недавно я продал уникальную книгу, которая выходила в Российской империи, – «Византийские эмали». Она была специально издана известным их собирателем Александром Звенигородским в подарок для царя тиражом 50 экземпляров с использованием пяти сортов сусального золота, четырех сортов бумаги, двух сортов кожи. Есть совсем штучные книги, в единственном экземпляре, которые печатали мои друзья: Сергей Ануфриев, Владислав Мамышев-Монро, Тимур Новиков, Павел Пепперштейн. Обидно, что компьютеризация убивает книгу как объект, обрубает наслаждение от соприкосновения с бумагой. Для меня это личная трагедия.
Я покупаю и современные книги, специализированную литературу, связанную с проблемами общей теории знакового поля, семиотикой, психиатрией, восточными практиками. Покупаю везде: на книжных развалах, в букинистических магазинах, в «Порядке слов», в научных институтах. Я считаю, что самое большое достижение – это свобода печати и возможность читать любые книги. Потому что никакой другой свободы, по сути, и не существует.