Джон Боулт: Петербург вдохновляет на развитие художественного взгляда
О русском авангарде и петербургской погоде мы поговорили с удивительными людьми, знатоками русского искусства, приехавшими с лекциями в Северную столицу на Культурный форум, — крупнейшим в мире исследователем русского авангарда, искусствоведом Джоном Боултом и его очаровательной спутницей, профессором Неаполитанского университета Николеттой Мислер.
— Сегодня идеи авангарда, его эстетика очень популярны. Как вы думаете, с чем это связано?
Джон: Сложный вопрос. Один из аргументов в пользу, например, конструктивизма — это очень дешево в производстве. Например, мебель Родченко — это никаких украшений, декора, одним словом ничего сложного и ничего лишнего — индустриальная архитектура, индустриальная мебель. Другой аспект: почему русский авангард пользуется успехом? Наверное, потому, что в нем есть какой-то магнетизм, он привлекает и очаровывает, имея некий дьявольский шарм. Россия — загадочная страна, до сих пор в ней полно мистерий и загадок. И, конечно, популярность авангарда — это реакция на роскошь и эклектику постмодернизма.
Николетта: Конечно, популярность авангарду приносят его идеи и упрощенные формы. Эстетикой авангарда стали особенно активно пользоваться с 70-х годов прошлого века, особенно в рекламе. Сегодня эта простота и чистота линий, контраст цветов настолько органичны и хороши для брендов, для дизайна, что уже никто и не помнит, что это идеи Родченко.
— Можно ли ответить на вопрос «что такое искусство»?
Джон: Мне кажется, искусство — это то произведение, объект, который заставляет тебя вновь пересмотреть мир. Ты останавливаешься перед картиной, и мир останавливается. Ты не идешь дальше, что-то тебя захватывает в этом произведении. Такие моменты очень редкие, но они бывают, например, когда находишься перед полотнами Кандинского: ты стоишь, и картины с тобой говорят.
Искусство — это то произведение, объект, который заставляет тебя вновь пересмотреть мир. Ты останавливаешься перед картиной, и мир останавливается. Такие моменты очень редкие, но они бывают, например, когда находишься перед полотнами Кандинского: ты стоишь, и картины с тобой говорят
Второй момент — это когда человек хочет войти в это произведение, в этот объект, войти в картину в буквальном смысле. Произведение настолько очаровывает, что зритель хочет физически раствориться в нем. Возможно, это даже немного похоже на сексуальное влечение.
— Вы не первый раз в Петербурге, у вас есть любимые места?
Джон: Самое главное для меня место — это Русский музей, а еще Этнографический музей, Кунсткамера, Музей города с их колоссальными и уникальными коллекциями. Люблю небольшие уютные дома-музеи, например дом-музей Куинджи. Люблю просто гулять по старому Петербургу, который в каждый мой приезд меняется, но сохраняет свой магнетизм до сих пор.
— Как вы думаете, может ли тоскливая петербургская погода провоцировать художников, писателей и поэтов на революционные настроения?
Джон: Не знаю, может быть. Я живу в Калифорнии, Николетта — в Италии, и ваша погода нам не нравится! Хотя это не совсем правильно, погода в Петербурге романтична: туман, дождь — сплошная лирика… Очевидно, что погода вдохновляла Гоголя и Достоевского. Филонов — безусловно, петербургский художник: глубокий и туманный. А, к примеру, у петербургского художника Матюхина есть очень интересная теория, что человек должен смотреть на мир со всех сторон, поэтому сам художник предлагал развивать «глаза на затылке и на пальцах ног». Это абсурд конечно, но мне кажется, это связано с желанием получить больше воздуха и больше света — чего действительно не хватает в Петербурге. Парадоксально, но Петербург вдохновляет именно на развитие художественного взгляда.
Беседовала Мария Яковлева