О театре субъективно: авторская колонка Полины Сидихиной

Непростительно пропускать такое событие, как гастроли Вахтанговского театра на сцене Александринки. И я не пропустила. В течение пасмурной ноябрьской недели мне удалось посмотреть четыре ярких спектакля из пяти гастрольных. И не просто посмотреть, а прямо-таки прикоснуться к шедеврам с первого ряда оркестровой ложи (ближе просто невозможно, подбородок мой при желании можно было опустить прямо на сцену).

Мне были видны капли пота, градом льющиеся с головы артиста Виктора Сухорукова, слезы, стоявшие в глазах у Владимира Вдовиченкова, еще не успевшие скатиться по его щекам. Мне удалось разглядеть глубокие морщины на лице Людмилы Максаковой — актрисы, отдавшей больше шестидесяти лет Театру имени Вахтангова, поразиться гибкости пальцев ног Виктора Добронравова… Вы, наверное, не сразу поверили, что я решила отметить пальцы на ногах артиста, и чуть вернулись, чтобы прочесть это снова. Но именно так: пластичность стоп Виктора привлекла мое внимание и натолкнула на мысль, что этот человек просто рожден для сцены, он, и правда, как пластилин — с головы до пальцев ног, и это только данные тела, а что он творит на других уровнях! Пожалуй, он — мое главное актерское открытие 2017 года!

Добронравову с легкостью даются как характерность, так и драматичность, как стихи Пушкина, так и трагедия Софокла, а комедия «Улыбнись нам, Господи» вообще, простите, выезжает на его обаянии и таланте, заставляя публику гоготать. Но не думайте, мне не все зашло.

«Евгений Онегин (сцены из романа А.С. Пушкина)

Безусловно, изумительна Татьяна, это бесподобная актерская работа. Очень сложно, на мой взгляд, убедительно существовать в стихе, но на этот раз артисты просто купались в нем. Сценография потрясает: во втором акте, когда героиня едет в Москву, на сцене происходит настоящая феерия — художественно подсвеченные снежные хлопья, летающие над площадкой и застилающие ее, создают чувство, что тебя поместили в стеклянный снежный шар и хорошенько встряхнули. Настоящая магия и волшебство, в совокупности с актерской игрой, рождающая театральный шедевр. Я плакала от счастья, увидев это.
Следующим спектаклем был «Дядя Ваня». Я испытала… крах своих ожиданий от этой постановки. Я ждала до последнего, тщетно надеясь, что меня поразят хотя бы финальным монологом Сони, горячо любимым всеми девушками, поступающими в театральный институт. Но и тут не случилось. Актриса очень ритмично произносила эти слова, рыдая и сжимая руки в кулаки, при этом, как будто не имея и вовсе к ним никакого отношения. Возможно, в этом и состояла режиссерская задача, как и в том, что всем артистам пришлось кривляться на протяжении спектакля. Всем кроме доктора — он все-таки был самым живым. Такое прочтение чеховской пьесы меня не зацепило, а даже напротив — утомило. Как говорится, чтобы сыграть старого еврея, совсем необязательно быть старым евреем.

Тандем этих светлых европейцев — Туминаса и Латенаса — создает нечто необъяснимое, не поддающееся описанию, они вершат историю своими постановками, реально влияя на человечество, его чувственность и развитие

Это я плавно перехожу к ироничному спектаклю «Улыбнись нам, Господи» в жанре еврейского анекдота, созданного для публики, желающей переживать, размышлять, двигаться с героями от одной мудрой еврейской идеи к другой. Тема в целом может показаться избитой, но мало кто сейчас говорит со зрителем так о простых вещах: отношениях родителей и детей, о расставании и расстоянии, о непрестанном движении, в котором нужно пребывать, если мы желаем достичь чего-либо.

Сейчас я восприняла этот спектакль именно так. Быть может, мне надо стать мамой, чтобы занять другую позицию и разглядеть в этой постановке что-то иное, возможно, более философское.
Под занавес гастролей театр представил петербургской публике трагедию Софокла. Как я боялась идти на «Царя Эдипа»! Во-первых, я никогда не была фанатом всех этих древнегреческих мифов, а во-вторых, миф об Эдипе — самый страшный в истории человечества. Мне трудно дать этому спектаклю краткую и емкую формулировку, эмоционально это похоже на аттракцион, бесконечную американскую горку, когда от напряжения невозможно ни вдохнуть, ни выдохнуть. Актеры декламируют текст с такой мощью, что слова Софокла силой молота разбивают вас вдребезги. А добивает безукоризненная сценография.

Гигантская коричневая труба, катаясь по сцене, олицетворяет «поступь рока», она вроде скалки в руках богов, которая сметает все на своем пути, изрыгая клубы дыма, уплывая в глубину или вдруг нависая над нашими головами (признаюсь, тут я даже взвизгнула), она будто вот-вот сравняет нас с землей, наказав за все наши грехи.

Не знаю, кого больше благодарить: всех создателей этих спектаклей, отдельно режиссера и композитора или, возможно, судьбу за то, что я живу в одно время с величайшими гениями и могу быть свидетелем создаваемых ими шедевров. Тандем этих светлых европейцев — Туминаса и Латенаса — создает нечто необъяснимое, не поддающееся описанию, они вершат историю своими постановками, реально влияя на человечество, его чувственность и развитие. С Фаустом Латенасом я имела честь поработать, он —феноменальный композитор, превращающий в шедевр все, к чему прикасается. Теперь я больше всего на свете мечтаю поработать с таким тонко чувствующим мир режиссером, как Римас Туминас.