Елена Чижова: Петербург — вечный город, «новый Рим»

— Ваша новая книга пропитана Петербургом, это исследование города через призму семейной истории. Пока книга не появилась в продаже, нам требуются спойлеры. Расскажите, о чем она?

— Эта книга о моей семье, в той мере, в какой наша семейная история связана с историей Петербурга/Петрограда/Ленинграда и снова Петербурга. Горькой, трагической. С потерями и обретениями. Уж не знаю, чего больше.

— Зачем вам понадобилось ее написать? Каков был внутренний посыл?

— Наверное, чтобы попытаться сохранить семейную память, которая в довольно таки запутанном, я бы даже сказала, разомкнутом, обрывочном виде передавалась из поколения в поколение. В какой-то момент, года три назад, я поняла, что если не сейчас, потом будет поздно. Уже не удастся ни понять, ни восстановить. В какой-то мере это — роман-расследование, основанное на маминых рассказах о послевоенном времени, но в первую очередь о блокаде.

Для меня наш город — это единый «ленинградско-петербургский текст», составленный не только из литературных имен и образов, а в значительной степени из судеб его жителей, прошедших через все трагедии минувшего века: революцию, войны, блокаду, репрессии

Когда началась ленинградская блокада, маме было десять лет. Но это не то, что можно назвать рассказом «глазами десятилетней девочки» — скорее, диалог поколений. Я, родившаяся в «легкое время», пытаюсь понять логику жизни тех, кому я, собственно говоря, обязана жизнью. Например, моему деду, погибшему на Ленинградском фронте 27 января 1944 года, в самый день снятия блокады.   

— Вам бы хотелось, чтобы новую книгу экранизировали? Сделали кинокартину или талантливый сериал с историческим уклоном?

— Честно говоря, не думаю, что это возможно. Это — не роман-сценарий, который можно взять в работу.

— Все мы видели и обсуждали трейлер черной комедии «Праздник» о блокаде — сам фильм, полагаю, немногие смотрели. Его появление всех взволновало. Мы не будем спрашивать, как вы относитесь конкретно к этому фильму. Но как вы относитесь к табуированным темам в отечественной истории и попыткам (самым разным) их переосмыслить?

— Думаю, вы ошибаетесь. В интернете этот фильм посмотрели многие. Хотя бы для того, чтобы составить собственное мнение. Что касается волнения — оно довольно искусственное. Именно потому, что поднялось еще до того, как этот фильм появился. Когда речь заходит о «табуированных темах в отечественной истории», как правило, дело не в темах, а в их идеологических трактовках. Но каждый из нас живет в потоке истории: пока мы живы, этот поток тоже живой. Собственно, это и есть переосмысление. Иначе и быть не может, ведь мы, ныне живущие, смотрим издалека. Опубликовано множество архивных документов, исторических исследований, меняющих наше знание о прошлом. Порой кардинально.

Мои представления о блокаде, сложившиеся в раннем детстве под влиянием семейных разговоров, претерпели некоторые изменения после того, как одна женщина, в блокадное время жена директора продовольственной базы, довольно подробно рассказала мне, чем они питались. Пока я ее слушала, что-то во мне сместилось. Я поняла, что блокада разная. Не одна на всех

Мои представления о блокаде, сложившиеся в раннем детстве под влиянием семейных разговоров, претерпели некоторые изменения после того, как одна женщина, в блокадное время жена директора продовольственной базы, довольно подробно рассказала мне, чем они питались. Она говорила очень спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся. И пока я ее слушала, что-то во мне сместилось. Я поняла, что блокада разная. Не одна на всех.   

— На какие темы лично вам сложнее всего писать?

— Тут тоже дело не в темах, а в том, что писать вообще сложно. Когда начинаешь, никогда не представляешь, чем все закончится. Роман — живой и напряженный процесс.

— Ваши романы уже ставили на театральной сцене. В Петербурге есть достойные, на ваш взгляд, постановки? Где и что можно посмотреть?

— Спектакль по роману «Время женщин» много лет, до прошлого года, шел на сцене БДТ им. Г.А. Товстоногова. В московском «Современнике» он, насколько мне известно, идет до сих пор. Как и в других, не столичных, театрах. В сентябре я летала на премьеру в Барнаул. У них получился замечательный спектакль.  

— Ваш Петербург — он какой?

— Такой, каким я описала его в романе. Великий город с трагической судьбой — самой трагической на всем пространстве России. В то же время, родной и беззащитный, который мы, ленинградцы-петербуржцы обязаны снова и снова спасать от варваров. А с другой стороны, город, который хранит и спасает нас.

— Где в городе ваши места силы?

— Всех не перечислить. Но, обещаю, вы о них узнаете, когда прочтете роман. 

— Легендарный мистический Петербург, на ваш взгляд, еще жив? Здесь можно еще встретить нос, гуляющий сам по себе? Или только тонны снега, превратившие горожан из романтиков в невротиков, и заземленность?

— Носов, гуляющих сами по себе, я здесь не встречала. Что касается мистики, Петербург — вечный город. Своего рода «новый Рим». Залежи снега и сосульки меня, естественно, раздражают. Но вряд ли они способны изменить нрав и характер горожан. И, кстати, после XX века мы давно уже не «романтики». История нашего города романтизму не очень-то способствовала. Скажу иначе: Ленинград-Петербург это — не столько романтическое пространство, сколько стратегия выживания.       

— В каком литературном времени и пространстве Петербург вам нравится больше всего? Петербург Довлатова, Достоевского, Пушкина, а, может, Сергея Носова — какой вам образ ближе?

— Для меня этот город — единый «ленинградско-петербургский текст», составленный не только из литературных имен и образов, а в значительной степени из судеб его жителей, прошедших через все трагедии минувшего века: революцию, войны, блокаду, репрессии. Кто-то оставил воспоминания о том времени, кто-то ушел бессловесно. Когда я думаю о них, у меня болит сердце.       

— Что можно посоветовать почитать о городе современному молодому человеку, чтобы понять и воспринять историю родного города с максимальной степенью вовлеченности?

— О Петербурге написано столько, что разбегаются глаза. Но советовать не берусь. Ведь многое зависит от личных предпочтений. Впрочем, одну книгу все же назову: Сергей Яров. «Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941-1942 г.г.» Эта книга не только «про историю». Мне кажется, в чем-то она объясняет и нашу нынешнюю жизнь.

— Нас читает множество родителей и вот весьма актуальный вопрос: как и с какого возраста, по вашему опыту мамы двоих дочерей, лучше всего начинать знакомство с городом и его культурными институциями? 

— Знакомство с городом начинается с рождения. Образ, сложившийся в детстве, остается на всю жизнь. Впервые меня привели в Мариинский театр, когда мне исполнилось четыре года.  Думаю, это и есть самый подходящий возраст. В этом возрасте мои дочери начали ходить со мной в Эрмитаж. Сначала ненадолго — на полчаса. Но тут важно, чтобы не от случая к случаю, а более или менее регулярно. Для младшей дочери это стало профессией. Теперь она хранитель в Музее театрального и музыкального искусства.

_{Беседовала Екатерина Соловей}

_{Фото: Максим С. Шадрин}