Чакчи Фросноккерс, театральный режиссер: «Я — шут, примеряющий корону»

‒ Эмм, не знаю, как к вам обращаться ‒ Чакчи или Дима? Как правильнее, на ваш взгляд? Кто из этих парней за что отвечает в вашей жизни?

‒ Здравствуйте. Чакчи. Дима я для своей бабушки и для моего будущего духовника, если он у меня когда-нибудь появится. Чакчи презентует меня обществу.

‒ В одном из интервью я прочла про вопрос «не сойду ли я с ума», прозвучавший из ваших уст. Полагаю, что многие из нас спрашивали себя об этом хотя бы раз в жизни. Интервью это было давно, 6 лет назад, если не ошибаюсь. Как сегодня ответили бы на ваш же вопрос? Так ли важно, образно говоря, ходить по лезвию бритвы, чтобы делать выдающиеся постановки?

‒ Я не помню, по какому поводу я это сказал, но, наверное, я имел в виду сумасшествие как один из возможных вариантов развития событий. Скорее всего, тогда я опирался на биографию Хармса, который, как известно, закончил свои дни в лечебнице для душевнобольных. То есть, это такой же вариант, как и покончить с собой, попасть под машину, умереть у себя на ферме в окружении внуков.

По лезвию ножа ходить вообще не надо, если речь идет о твоем психическом и нервном состоянии. Нужно отделять профессию от шаманизма

Я убежден, что по лезвию ножа ходить вообще не надо, если речь идет о твоем психическом и нервном состоянии. Нужно отделять профессию от шаманизма. Мне кажется, я шаманизмом никогда не занимался. По лезвию нужно ходить лишь в смысле творческого риска, ставить сложные задачи, браться за разный материал, брать то, что тебя волнует, заботит. Или сделать все, чтобы доселе не интересовавшая тебя тема заинтересовала.

‒ Ваша фирменная «сумасшедшинка», смеховая, гротескно-карнавальная культура, о которой писал в своей знаменитой работе Бахтин, присутствует, наверное, в каждом спектакле Малого Театра Кукол в той или иной степени. В новых спектаклях, например в «Братьях Гримм. Не сказки», «ГУЛАГ Симфонии» она есть? 

‒ «Гримм. НеСказки» поставила Варика Купорова-Экономски, поэтому моя «смеховая культура» к этому спектаклю не имеет отношения. В ГУЛАГе она, безусловно, присутствует на уровне формы, языка. Скажем, НКВДшники у нас в спектакле появляются в виде черных матрешек с примитивными улыбчивыми лицами. Или вот еще: сцена пира Сталина.

Вокруг желтой головы Сталина матрешки танцуют под калинку-малинку, размахивая красными полотнами. И это тот случай, когда форма, узнаваемый образ играет совершенно иначе в рамках этого контекста.

‒ Честно говоря, поражает принцип подбора материала для постановок МТК: Чайка – Братья Гримм – ГУЛАГ… Понятно, что вы – независимый театр: что захотели, то и поставили. И всё же: по какому принципу отбираются пьесы?

‒ Принцип один — я хочу. У нас нет никаких цензурных ограничений, главное условие — режиссер должен поставить то, что он действительно хочет поставить. То, что он не может поставить, скажем, в государственном театре.

‒ Какая постановка будет следующей? Наверняка ведь у вас уже есть материал на примете…

‒ В апреле у меня выйдет премьера по пьесе С. Мрожека «Вдовы». Мы планируем сделать оду смерти. А в марте Алексей Синицин выпустит спектакль для детей «Велосипед Вилли». А уж что будет в следующем сезоне, вы даже не представляете…

‒ О чем сегодня вам особенно хочется «высказаться» посредством новой постановки?

‒ Понимаете, не всегда тема идет впереди материала. «Вдов» Мрожека я всегда любил как пьесу: она игровая, интересная. А потом, ее все неправильно ставят.

_{Фрагмент постановки МТК «ГУЛАГ Симфония»}

«Высказаться» в моем случае это не всегда верный глагол. Подумать вместе со зрителем. Звучит пошло и высокопарно, но я имею в виду этот совместный процесс. Ведь «ГУЛАГ Symphonia» ‒ это тоже не чистое высказывание, хотя, пожалуй, самый прямой посыл зрителю.

‒ Вы производите впечатление человека, у которого был план по созданию собственного театра чуть ли не с рождения. Каким видите себя и МТК через 5-10 лет?

‒ Спасибо. Да, мне кажется, я всегда знал, что у нас будет свой театр. Поэтому, он вполне естественно возник, и так же естественно развивается. Главное, чтобы он был живой и не тусклый.

‒ В тот светлый момент, когда ваш театр обретет постоянную сцену, и почва не будет ускользать из-под ног, когда появится некая стабильность, во что трансформируется дерзкий проект Чакчи Фросноккерса?

‒ Интересно,  я часто слышу про МТК эпитет «дерзкий». Нам-то кажется, что мы очень традиционные, мы даже называем себя «нафталином». Но, может быть, со стороны виднее.

_{Фрагмент из постановки МТК «Мамаша К.»}

Я часто слышу про Малый Театр Кукол эпитет «дерзкий». Нам-то кажется, что мы очень традиционные, мы даже называем себя «нафталином». Но, может быть, со стороны виднее

Когда у театра появится своя площадка, станет проще и сложнее одновременно. Безусловно, мы решим несколько больших проблем: хранения и перевозки декораций и кукол, репетиций, адаптации спектакли под площадку. Но сложностей будет не меньше, мы не романтизируем нашу будущность. В одном я уверен, мы будем больше работать с пространством и искать новые технические решения.

‒ Театр кукол сейчас очень крут. В Петербурге так точно. Есть ли у вас дружественные кукольные проекты в Питере, в стране? Поддерживаете ли связь с кукольным сообществом?

‒ Театр кукол крут в смысле своих экспериментов. Но Боже упаси вас попасть в кулуары театра кукол. Мне кажется, эта среда может быть приравнена к балетным труппам по степени озлобленности. Постоянно приходится вытаскивать стекла из пуантов и следить, чтобы тебе не брызнули что-нибудь в лицо. Кукольники вообще малоприятные люди. Во всяком случае, в Питере.

Постановка Ч. Фросноккерса «Мцыри», Благовещенск

Боже упаси вас попасть в кулуары театра кукол. Эта среда может быть приравнена к балетным труппам по степени озлобленности. Постоянно приходится вытаскивать стекла из пуантов и следить, чтобы тебе не брызнули что-нибудь в лицо

Но я должен сказать о таких замечательных театрах, которые реально вопреки всему занимаются театром кукол. Они без денег, без премий, вообще находятся в информационной блокаде. Это, например, театр «ТриЧетыре», который расположен на «Площади Мужества» и очень много работает с особенным зрителем. Театр «Лунный слон», который делает одна актриса Оксана Андрейчук. Просто сама тянет, пусть и небольшой, но театр. Совершенно замечательный театр «Крошка-Арт», вот не поленитесь, сходите туда, там очень хорошие спектакли.  Эти театры не ходят на банкеты, не чокаются с театральным истеблишментом. Театральный истеблишмент отвечает им абсолютным игнором. Шутка ли, у режиссера Людмилы Федоровой, которая поставила не один спектакль в «Крошке-Арт» и много работает с театрами в регионах, нет ни одной театральной премии! Ни одной. Это как вообще? У тебя под носом ходит гений, а ты по причине собственной слепоты и бесконечной эстетической тупости его в упор не видишь.

_{Постановка Ч. Фросноккерса «Пикассо-Буфф», Абакан}

Про театры в России можно говорить отдельно и много. Совершенно живые, уникальные театры, например в Твери, в Абакане, в Благовещенске (театр, который идет на такие эксперименты, что Питеру до них, как до луны). Много хорошего происходит в регионах. Много живых, пульсирующих театров.

‒ Ваша мама – актриса кукольного театра. Вы, наверное, пересмотрели в детстве всё, что можно было посмотреть? Что из детских театральных впечатлений запомнилось особо?

‒ Моя мама — великая русская актриса. Без шуток. Я режиссером стал только потому, что у меня всю жизнь была муза. Она может сыграть все, клянусь.

_{Актриса Маргарита Кольцова}

Я помню, как однажды дома мама читала финальный монолог Сони из «Дяди Вани». Просто так, для себя, как бы между делом. Это одно из сильнейших театральных потрясений в моей жизни

К тому же, актриса неимоверно работоспособная. Она трудоголик, дай ей волю, она будет репетировать 24 часа в сутки. Я с детства видел, как она работает, как она играет, как она подходит к роли. Надо сказать, что зритель это понимал и понимает. То есть, не думайте, что у меня сыновье заблуждение, флёр любви. Кроме меня ее так же сильно любит зритель.

Про воспоминание. Было много хороших ролей. Но была одна, которую мама не сыграла, — Соня из «Дяди Вани». Я вас уверяю, она была бы лучшей Соней во вселенной. Я помню, как однажды дома она читала ее финальный монолог. Просто так, для себя, как бы между делом. Это одно из сильнейших театральных потрясений в моей жизни.

‒ У вас есть дети/племянники/дети друзей, на которых вы ориентируетесь при постановке детских спектаклей? Как ищете подход к маленькой аудитории, ведь ее легко испугать, она может заскучать, расплакаться, заныть во время спектакля? Как получаете обратную связь, только ли через родителей?

‒ Ну, я же вижу, как дети реагируют на спектакли. Мне не нужно для этого проводить опросы. Смешно поставил — смеются, грустно — плачут. Принцип простой, как и со взрослыми, — заинтересовать.

‒ В марте ожидается премьера для детей «Вилли Велосипед». Расскажите о ней, пожалуйста. Нас читает много родителей.

‒ Во-первых, этот спектакль ставит талантливый режиссер Алексей Синицин. Человек с уникальным чутьем, очень тонким восприятием мира.

Во-вторых, художник спектакля Ульяна Елизарова — безапелляционный гений.

В-третьих, эта история про всех нас, про наше общее одиночество и радость встречи настоящего друга.

Этот спектакль обязательно нужно посмотреть, потому что в спектакле «Велосипед Вилли» сошлось все.

‒ Многие зрители ваших спектаклей сходятся во мнении, что все они – и взрослые, и детские постановки МТК – обладают некой магией. Как рождается это волшебство? Камерная обстановка, куклы-актеры и люди-актеры на одной сцене, оригинальные декорации и костюмы, конечно, способствуют этому, но что еще?

‒ Я не знаю. Спасибо, стараемся. Но у нас ко всему прочему лучший зритель в Петербурге. Правда. Я не видел лучше зрителя, чем у нас.

‒ Какую роль отводите себе в этом волшебном мире?

‒ Я — шут, примеряющий корону. Но это не точно, потому что распределение ролей нам еще не огласили.

Беседовала Екатерина Соловей

_{Чакчи Фросноккерс интервью, режиссер Чакчи Фросноккерс, худрук Малого Театра Кукол Чакчи Фросноккерс, Малый Театр Кукол}