Интервью с Джонатаном Кентом

Постановка «Женщины без
тени», одной из самых неоднозначных, эзотерических опер
композитора, — продолжение
масштабного оперного проекта
Валерия Гергиева, посвященного Рихарду Штраусу. Густая
оркестровка, труднейшие
вокальные партии, запутанный
символистский сюжет и общая
атмосфера изысканности — все
это станет предметом интерпретации английского режиссера Джонатана Кента, два года
назад поставившего на сцене
театра «Электру» Штрауса.
Пока Кент больше известен как
драматический режиссер, но именно ему доверена первая
сценическая версия «Женщины
без тени» в России.

Это ваш второй опыт постановки Штрауса. Есть ли особый подход к композитору?

«Электра» и «Женщина без
тени» — оперы, наполненные
потрясающей страстью и силой
мифа. Первая — родом из Древней Греции, во второй либреттистом Гофмансталем создано
сказочное эпическое пространство. Все это сдабривается
невероятной масштабностью и монолитностью музыки Штрауса. Для режиссера же самое
сложное — показать объемность
замыслов композитора.

«Женщина без тени» — самая неоднозначная опера
Штрауса и поэтому редко
исполняется.

Неудивительно — в ней слишком
много смысловых интриг. В основе сюжета — пряная смесь
из фольклорных преданий и сказок, место создания — Вена
начала ХХ века: в опере неизбежно поселяется дух набирающего авторитет психоанализа. В общем-то и «тень» — это термин
Густава Юнга, означающий
скрытую сторону человеческой
личности.

Возможно ли все это передать в одной постановке?

Для меня очень важно найти
идеальную пропорцию между
романтической фантасмагорией
самого действия и его фрейдистским подтекстом. В опере есть
четкое разделение: одна часть событий происходит в мире людей,
другая — в мире духов. Человеческое пространство будет вполне
узнаваемо, фантастический мир
духов мы изобразим разными
спецэффектами — декорациями,
проекциями.

А музыка? Существует мнение, что в этой опере Штраусу вообще присуща барочная неупорядоченность.

Формально барочных музыкальных приемов в опере,
конечно же, нет. Но эмоциональная подоплека — дикие, мощные
жизненные потоки, сталкивающиеся внутри главных героев,
а также изысканная декоративность оркестровки — все это
может напомнить слушателю
барокко. Кроме того, в опере
феерия уживается с тонкой
лирикой, а монументальные
музыкальные формы легко
чередуются с камерными.

Вы согласны, что режиссер
— в первую очередь слуга
композитора? Или ему дозволено абсолютно все?

«Женщина без тени» написана
сто лет назад — сложно сказать,
какой именно ее видели Штраус
и Гофмансталь. В любом
случае, создание музея на сцене — абсолютно бесплодный
путь. Любая постановка должна
стать ответом современности
оригинальным авторским замыслам. В идеале режиссерская
интерпретация — это диалог
между прошлым, настоящим и даже будущим оперы.

У вас большой режиссерский опыт в драматическом
театре. Чем опера отличается от драмы?

В драматическом спектакле
одна из главных задач режиссера — создать ритм, определенный
темп происходящих событий. В опере ритм уже задан композитором, он находится непосредственно внутри музыки.
Режиссеру остается только
расставить акценты, поместить
музыкальную пульсацию в визуальную среду обитания.