Почему называть посетителей в ресторане «гостями» неправильно
В московских ресторанах нас зовут гостями, хотя мы платим за еду. Мало того, во многих заведениях даже обижаются, когда их поправляют. Как так вышло и почему это плохо?
Что сильнее прочего бесит нас в московских ресторанах? Раздражает ведь очень многое: понты и нищебродство, смешанные в самых причудливых пропорциях, пресловутое соотношение цена/качество, которое у каждого свое, люди по одну с тобой сторону барной стойки, шлюхи, эксперты, трендсетттеры, слабый, но стойкий аромат классовой и национальной вражды, тупость, некомпетентность, нарциссизм, хамство? Бессмысленность формата, блестяще описанного одной моей приятельницей фразой: «Есть можно, только зачем?»
Будем честны — больше всего раздражает тотальное вранье, а все недоразумения в ресторанах — суть срез больших городских проблем нашего противоречивого поселения. Не зря все-таки Булгаков рифму к балу у Сатаны в «Мастере и Маргарите» подобрал в виде образа Московского Ресторана. Инфернальные шизофренические черты нашего безумного города, пропущенные через призму общественного питания, становятся особенно яркими и выпуклыми. В общепите вранье подается в концентрированном виде, приправленное божьей росой. Или чем-то, что за нее принимается — так же охотно, как и выдается.
Москва — это город осадка из бородатого анекдота про украденные ложечки, только и столовое серебро пригрезилось. Никто не понимает, как происходящее вообще происходит, кому и зачем это нужно. Ни один — коренной ли, приезжий ли — не знает, как тут надо вообще жить, а те, кто о себе иного мнения, — конченые психи.
У гостя было право, оно же обязанность: есть, что дают, да нахваливать. А комментировать, давать советы и рекомендации, указывать на недостатки в его функции не входило
Кругом измена, трусость и обман, как писал Николай II накануне революции, и вальсы Шуберта, и хруст французской булки. Москву принято называть «большой деревней». Но деревня отличается от города не запахами и не простотой нравов жителей. В деревне все настоящее, так как там вся жизнь по большому счету подчинена святому занятию — выращиванию еды. Правила там придумывает и внедряет природа, она в наши широты безволосую обезьяну не собиралась селить, а врать ей бесполезно. А горожанин почти не зависит от погоды и ее капризов, если только это не вице-мэр Бирюков. Город — искусственная среда, созданная человеком для себя, и отношения в ней он устраивал по своему произволу. По большому счету, деревня от города отличается мировоззрением. Оно в деревне архаическое, в городе — модерновое.
И тут мы и приходим к теме нашего разговора. Почему, с какой стати в московских ресторанах клиентов стали называть гостями? Откуда это взялось?
В древности и средневековье человек в дороге воспринимался как наполовину мертвец, даже если он выходил в путь с компанией. Даже вооруженный, он отрывал себя от источника еды, крова, знакомых ландшафтов и защиты собственной общины и ставил себя как бы ниже человека. Впереди его ожидали пробуждения на лесных полянах с росой на носу — от холода, голода или воя диких зверей, а нужда растягивалась на многие версты и дни, ведь путешествовали тогда либо пешком, либо на телеге.
Тогда и сложились неписаные законы гостеприимства — в дороге нельзя отказать в помощи, и если на пороге оказался незнакомец, ему надо предложить все лучшее, чем вы располагаете, — накормить, напоить и спать уложить, а то и подарить, что ему понравится — вдруг ему нужнее? Смысл был в том, что каждый может теоретически стать невольным гостем.
У гостя было право, оно же обязанность: есть, что дают, да нахваливать. А комментировать, давать советы и рекомендации, указывать на недостатки в его функции не входило. Рестораны в их нынешнем виде появились сравнительно недавно — веке в XVIII. До этого были либо кабаки (корчмы/таверны/шинки), то есть преимущественно питейные заведения, либо едальни при постоялых дворах — там обычно кормили за общим столом и всех разом, одним и тем же (в древности и средневековье простой люд питался так себе и без изысков).
Если мы хотим «пойти в гости», то идем к настоящим друзьям, а не в ресторан, и делаем это абсолютно бесплатно
Прекрасная иллюстрация этому — этимология «гостиницы». Гость — это очень древнее слово. Французское hôtel происходит от латинского hospitalis — «гостевой», hospes (hospitem) — «чужестранец, гость; хозяин». Да, у гостя и хозяина один корень — праиндоевропейский ghostis («чужой»).
Но мы не в деревне, и на дворе не XVII век. В рестораны нас зазывают, чтобы обслужить по договору публичной оферты, а не потому что хозяин (не говоря уж об официантах) рад нас видеть или чтит традиции. Законодательство от традиций отличается тем, что законы должны исполняться повсеместно, а не как вздумается.
Мы не в гостях у рестораторов, а являемся потребителями услуг, как в магазине или в кино, и платим за оказанные нам услуги деньги, а не пользуемся чьим-то гостеприимством. Если мы хотим «пойти в гости», то идем к настоящим друзьям, а не в ресторан, и делаем это абсолютно бесплатно (хотя бутылка вина приветствуется). Все, кто утверждает иначе, лицемерит. Если вам не нравится слово «потребитель» — есть масса синонимов, от «клиента» до «посетителя». Если вам кажется это слишком грубым, то вспомните, сколько вы заплатили за еду.
Называться «гостем» — значит потакать лингвошизофрении, которая у нас властвует уже лет триста — и из-за которой, возможно, у нас все беды. Люди говорят одно, думают другое, а делают третье, причем во всех трех случаях делают это абсолютно искренне.
Но искренность — это еще не правда.